Военная политология

ДИДАКТИЧЕСКИЙ ПЛАН

Место и роль военно-политических проблем в жизни общества и армии. Определяется необходимость, предмет и структура военной политологии. Основные функции военной политологии. Значение армии как органа государства, как орудия его внешней политики. Место и роль армии во внутриполитической жизни общества. Возможности и пределы деполитизации армии. Свойства и особенности военной политики. Политологический ракурс военного управления.

Предмет, структура и Функции военной политологии

 Едва ли не все крупнейшие повороты в истории отдельных стран и всего человечества связаны с войнами. (Война – есть продолжение политики, только иными средствами). В прошлом возникновение и гибель государств, формирование и распад империй сопровождались вооруженным насилием, являлись его причиной или следствием. Да и в настоящее время, как и на протяжении предыдущих веков, военная сила остается важным фактором политики, играет в ней большую, часто – решающую роль.

Ослабление угрозы крупномасштабной войны в современном мире вовсе не означает, что войны и вооруженное насилие ушли в прошлое. В двадцатом столетии войн было больше, чем в XVII и XIX веках вместе взятых. За 40 лет до Второй мировой войны произошло 88 войн, а после ее окончания - 127 войн, большинство из которых приводили к той или иной интервенции, характерной для "холодной войны". Если в 50-е годы прошлого века в среднем за год велось
9 войн, к 70-м годам этот показатель вырос до 14, то в 90-е годы он превысил 40. По данным
В.В. Серебрянникова, после Второй мировой войны в каждое данное десятилетие на планете полыхает войн больше, чем в предыдущее.

Приведенные цифры говорят о том, что военная опасность теперь не исчезла вовсе, а только приобрела другой вид. "Сегодня, - констатировал в бытность Генеральным секретарем ООН
Б. Гали, - как и на протяжении всей истории, вооруженные конфликты продолжают внушать страх и ужас человечеству, требуя от нас принятия безотлагательных мер, чтобы предотвратить, сдержать и затушить их". Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан в Нобелевской лекции
10 декабря 2001 г. заявил, что «на заре XXI века злостно убиты все надежды на то, что продвижение к миру и процветанию во всем мире неизбежно».

Это обусловливает постоянный интерес к проблемам общественной жизни, связанным с созданием и применением (или неприменением) вооруженных сил, с формированием и функционированием военной политики. В ряду различных научных дисциплин, исследующих их, важное место принадлежит военной политологии.

Место и роль военно-политических проблем в жизни общества и армии

Среди многих оснований дихотомического анализа жизнедеятельности общества одним из наиболее фундаментальных является его исследование в плоскости «война и мир». Чертой, жестко разделяющей эти два противоположных состояния общества, выступает вооруженное насилие, вооруженная борьба. Соответствующие организация жизнедеятельности общества, руководство и управление (вид человеческой деятельности, заключающийся в сознательном и целенаправленном воздействии на людей, объекты, процессы в интересах придания им желательных параметров функционирования и развития) им составляют: для войны – стратегия, для мира – политика.

Но четкое разведение войны и мира, стратегии и политики не имеет абсолютного характера. Во-первых, история и теория знают состояния, которые можно назвать «ни войны, ни мира».
К ним относятся: перемирие, оккупация, военная блокада, так называемая «необъявленная война» и т.п. Во-вторых, феномен войны и в мирное время оказывает значительное влияние на жизнь общества, его политическую систему, побуждая государство заботиться о своей военной безопасности, вести военное строительство, содержать армию.

Это – специфическая сфера жизни общества. Она охватывает относительно самостоятельную, по-своему “вечную” (пока существуют войны и армии) и исключительно важную область человеческой деятельности. Особое место военных и военно-политических проблем в жизни общества определяется рядом обстоятельств.

Во-первых, военное насилие имеет интегративный характер. С одной стороны, оно опирается и аккумулирует в себе экономические, политические, научно-технические, информационные, духовные и т.д. возможности конфликтующих сторон. С другой стороны, едва ли не любые социальные процессы могут войти в конфронтационное русло, а при определенных условиях - вылиться в военное противостояние и вооруженную борьбу. В силу этого военное насилие отличается чрезвычайным многообразием по геополитическому размаху и движущим силам, по применяемым средствам и формам борьбы, по социальному характеру и политическим последствиям.

Во-вторых, военное насилие представляет собой наиболее авторитарный, крайний и самый решительный способ изменения статус-кво в определенной социальной системе, будь то внутри страны или на международной арене. Сила, писал П.Ж. Прудон, - “верховный судья в вопросах государственных, а война есть суд силы, когда победа имеет целью показать, на чьей стороне большая сила и освятить право этой последней”.

Со времен Ришелье мир говорит об оружии как последнем доводе королей. Но задолго до Ришелье и много позже него, вплоть до наших дней монархии и республики, диктатуры и демократии обнаруживают готовность прибегнуть к этому доводу для утверждения в мире своих приоритетов.

В-третьих, создание и поддержание военной силы ложатся тяжелым бременем на государства, а ее функциональное применение влечет за собой гибель и ранение людей, материальные разрушения, финансовые затраты и другие потери, которые несут не только жертвы, но и инициаторы военного насилия, не только побежденные, но и победители.

Как сказал поэт, когда говорят пушки, музы молчат. Этот образ следует понимать шире, чем соотношение войны и искусства. Речь должна идти о том, что в условиях войны или военного положения резко ограничиваются права и свободы личности, урезаются демократические нормы, происходит нравственное очерствение общества.

Именно поэтому военная политика (определение возможности и пределов применения военного насилия в политических целях) была и остается важной стороной деятельности каждого государства, любой власти. Об этом знают все и никто с этим не спорит. Однако что она собой представляет, какое место в жизни общества должна и может занимать и какую роль играет в действительности, каковы механизмы ее выработки и реализации, закономерности ее формирования и функционирования и другие подобные проблемы для многих остаются белым пятном.

В рассуждениях о военно-политических проблемах зачастую отсутствует четкое определение базисных понятий. Более того, нередко их роль выполняют публицистически яркие обороты, не имеющие практической однозначности и не поддающиеся материальному воплощению. Таковы, например, словосочетания “прозрачные границы”, “нулевое полетное задание для ракет”, “оборонная достаточность” и т.д.

Когда же подобные словосочетания подменяют научные категории, становятся инструментом политики, страдает и теория и практика. Ясно ведь, что оборонять пространство - совсем не то же самое, что защищать Родину. Если же речь вести не о словах, а о делах, то можно напомнить, что в нашей стране одностороннее толкование конверсии обернулось не только гибельным разрушением военно-промышленного комплекса, но и подрывом научного, технологического, кадрового потенциалов страны; что официальные рассуждения о единых, затем объединенных вооруженных силах государств, выделившихся из СССР, о едином оборонном пространстве СНГ и т.п. породили для России немало до сих пор трудно разрешаемых проблем в военном строительстве; что установка на проведение реформы еще не сформированных вооруженных сил оказывается совершенно нежизненной; что лозунг “армия вне политики” серьезно дезориентировал власть и оппозицию, армию и общество.

В этой связи можно критически говорить об уровне профессионализма политиков и журналистов, имея в виду легкость, с которой включаются одни в обсуждение, а другие в решение военно-политических вопросов. В то же время не является конструктивной позиция военачальников, рассматривающих свою профессиональную деятельность как своего рода «военную технологию», никак не связанную с социальными и политическими процессами. Обращая внимание на пагубность такой практики, Ш. де Голль уже давно говорил о необходимости системы совместных исследований для подготовки административной и военной элиты к руководству военными усилиями нации, для урегулирования споров и согласования законов, относящихся к военной мощи страны.

Короче говоря, подготовка и ведение вооруженной борьбы как особая сфера жизни общества и специфический вид человеческой деятельности всегда содержит в себе две стороны.

Одна охватывает оперативно-стратегические, организационно-штатные и военно-технические явления и процессы, о которых порою недостаточно корректно говорят как о «собственно военных» факторах. Это - область военной стратегии в точном значении данного слова как «составной части военного искусства, его высшей области, охватывающей теорию и практику подготовки страны и вооруженных сил к войне, планирование и ведение стратегических операций и войны в целом».

Но военная стратегия (составная часть военного искусства, представляющая его высшую область) не является самодовлеющей величиной. Планирование, организация и руководство военными действиями, ход и исход войны зависят от огромного числа условий и факторов, лежащих вне военной сферы, но обусловливающих ее и, в свою очередь, испытывающих ее влияние. Вот почему в изучении военных явлений и процессов нельзя ограничиться анализом только вооруженной борьбы и структур, специально создаваемых для ее ведения. Их познание предполагает выяснение геополитических, экономических, социокультурных, информационных, психологических, экологических и т.д. характеристик военной деятельности, а также влияние самой военной деятельности на эти характеристики.

Мало кто оспаривает мысль о том, что «вся организация армий и применяемый ими способ ведения боя, а вместе с тем победы и поражения оказываются зависящими от материальных, то есть экономических условий». В этой связи уместно напомнить, что еще Жомини выдвигал «соображения, основанные на нравственных причинах, имеющих связь с действиями армии» и предлагал различать «политику войны» и «военную политику». «Политика войны, - писал он, - занимается всеми соотношениями дипломатики с войною, между тем, как военная политика означает только военные соображения государства или полководца».

Однако «только военных соображений» полководца недостаточно для понимания и, следовательно, выработки адекватных практических мер по подготовке и ведению вооруженной борьбы. Как пишет президент академии военных наук генерал армии М.А. Гареев, «изучая только войны, невозможно ответить на вопрос, почему они произошли».

Более того, не разобравшись в таких проблемах, как природа и характер военной силы, причины, сущность и формы военного насилия, его возможности и пределы, способы подготовки и ведения или предупреждения войны, цели, характер и последствия вооруженной борьбы, экономические и социально-политические основы военного строительства и т.д., невозможно выработать реалистичную и действенную военную политику, организовать соответствующую требованиям времени оперативную и боевую подготовку войск. В этой связи уместно отметить, что официальное издание Министерства обороны США, касаясь предназначения вооруженных сил страны, подчеркивает: «Для достижения целей Соединенных Штатов нужно гораздо больше, чем просто отдавать правильные приказы и выполнять их незамедлительно и осмысленно».

Другую сторону военной организации и военной деятельности как раз и составляют их политические сущность и содержание. Как известно, военные цели государства и способы их достижения определяет политика (отношения между людьми по поводу завоевания, осуществления и удержания власти). Ей принадлежит исключительно важная роль в определении задач военной деятельности государства, создании и поддержании его военной мощи, выработке принципов военного строительства, формировании мобилизационной подготовки и мобилизационной готовности экономики и населения страны и т.д.

Исключительная важность этой стороны для решения всех военных задач государства косвенно подтверждается тем, что в “Основных положениях военной доктрины Российской Федерации” первый раздел специально посвящен политическим основам военного строительства. Причем это не только российская практика. Бывший Генеральный секретарь Конференции по разоружению, личный представитель Генерального секретаря ООН Милжан Коматина констатировал, что «вообще большинство аспектов военной доктрины относится к категории политических решений».  Рассмотренные связи схематически можно изобразить так:

 

 

Однако и политика не является самодостаточной величиной для военной деятельности. «Хотя военная доктрина, - сошлюсь еще раз на М. Коматина, - это в значительной степени вопрос политики, она не является простым результатом политических решений, уже принятых и обязательных для военных, которые должны разработать способы их выполнения».

Таким образом, в войнах и военном строительстве, функционировании вооруженных сил неразрывно слиты политические решения и действия, которые непосредственно связаны с созданием и использованием военной силы как фактора политики, и военные явления и процессы, которые несут в себе политическое содержание. Относительная самостоятельность двух рассмотренных сторон военной деятельности нередко порождает сложные ситуации, связанные с их противоречивым взаимодействием, порою выражающемся и в том, что положительное внимание к одной из них имеет отрицательные последствия для другой. Это – проблема соотношения политики и стратегии, которая также составляет неотъемлемую часть военной политологии.

Уместно вспомнить старый афоризм: вы можете не заниматься политикой, но тогда политика займется вами сама и по-своему. Причем это относится к военному руководителю любого ранга. Так, законодательные нормы, регламентирующие военное положение, предусматривают возможность передачи государственной власти в отдельных местностях в руки военных органов. На чьи конкретно плечи – командующего войсками округа или командира дивизии, а то и полка – ляжет эта ответственность, сказать заранее невозможно. Или другой пример. Статья 11 УВС обязывает командира “применять оружие лично или приказать применить оружие для восстановления дисциплины и порядка, когда действия неповинующегося явно направлены на измену Родине”. Думается, излишне говорить о том, что “измена Родине” - категория политическая.

Все эти примеры актуализируют слова Н.Н. Головина: “Ведение современной большой войны, - говорил он, - требует “вождей”, способных создавать и руководить общественным мнением, а не только “вожаков”, пригодных лишь для командования толпой”. О том же говорится в уже упоминавшейся публикации Министерства обороны США: «Ни одна военная система не может быть боеспособной, если ее офицерский корпус не олицетворяет собой высокие стандарты чести, порядочности и совмещения своих интересов с национальными».

Все сказанное позволяет сделать вывод о том, что важной стороной профессионализма военачальника является политическая культура. И чем выше ранг, чем шире круг обязанностей военного руководителя, тем выше требования к ней. “Выдающаяся военная карьера, - подчеркивал Ш. де Голль, - невозможна без служения большой политике, так же, как и великая слава государственного деятеля без заботы о сиянии национальной обороны”.

В ряду различных научных дисциплин, формирующих политическую и военную культуру отдельных индивидов и общества в целом большое место принадлежит военной политологии.

Предмет и структура военной политологии

Строго говоря, теоретическое осмысление рассматриваемой области жизнедеятельности человечества столь же старо, как и война. Первоначально оно неявно присутствовало непосредственно в военной практике. По мере расширения масштабов и усложнения задач военной деятельности оно становится специальным предметом рационального познания. Необходимость накопления, изучения и передачи военного опыта потребовала специальной формализации содержащихся в военной деятельности политических принципов, правил и требований. Соответствующие оценки и выводы обнаруживаются уже в первых военно-исторических, а вслед за тем и военно-теоретических трудах.

На основе изучения многочисленных войн и сражений историки, философы, полководцы Древнего Китая, Древней Греции, Древнего Рима создали ряд произведений, в которых формулировались принципы и практические рекомендации по проблемам подготовки и  ведения войн, строительства армии, обучения и воспитания ее личного состава и др. Среди них заметное место занимают труды Суньцзы, Геродота, Фукидида, Ксенофонта, Полибия, Вегеция, Псевдо-Маврикия и др.

В дальнейшем политические проблемы военной деятельности, отражавшие изменения геополитических, социально-экономических и др. условий, а также появление новых видов оружия, разрабатывали многие полководцы и военные мыслители, в том числе Н. Макиавелли, А.В. Суворов, Наполеон I, К. Клаузевиц, Ф. Энгельс и др. Весомый вклад в развитие методологических основ военного строительства применительно к условиям и особенностям России внесли отечественные военные и политические деятели: Д.И. Милютин, Н.П. Михневич, В.И. Ленин, А.А. Свечин и другие.

Видный военный теоретик и историк Г.А. Леер писал в 1871 году о необходимости “исследования того явления, которое обнаруживают политические условия на ведение военных действий, короче той связи, которая существует между войной и политикой”. Через четверть века Н.А. Корф говорил о необходимости науки, которая “будет иметь вполне самостоятельный предмет - изучение значения для войны и ее ведения государственного устройства, государственной деятельности и их эволюции, которые хотя и исследуются как в социологии, так и в политике, но с совершенно иных точек зрения”. В 1914 году Н.Л. Кладо в “Этюдах по стратегии” говорил о философии военного дела. В 30-х годах нашего века Н.Н. Головин настаивал на необходимости специальной дисциплины “социология войны”, примерно в то же время
А.А. Керсновский разрабатывал «Философию войны».

В прошлом совокупность знаний о военно-политических реалиях общественной жизни формировалась в период, когда военное насилие являлось возможным, допустимым и неизбежным фактором мировой истории. В рамках этой парадигмы развивалось и так называемое марксистско-ленинское учение о войне и армии. Ныне же мир стал слишком хрупким для войн и силовой политики. Соответственно, и теории, строившиеся в условиях господства конфронтационной политической культуры, должны были уступить место поиску и обоснованию путей предотвращения войн и военных конфликтов.

Вторая Мировая война стимулировала поиск ответов на вопрос о причинах возникновения войн и способах их устранения. В системе обществоведческих наук выделился ряд относительно самостоятельных направлений, в рамках которого исследуются войны, вооруженные конфликты, военное насилие.

Паксология, или иренология - учение о мире, исследует факторы, способствующие устранению (ограничению) материальных, политических, идеологических и других предпосылок возникновения войн и вооруженных конфликтов, пути утверждения мира, исключающего саму возможность проведения политики угрозы или применения силы.

Полемология - учение о войне - выступает как комплексное междисциплинарное изучение войн и других форм коллективной агрессивности, по мысли ее сторонников, имманентно присущей человеческому обществу, биологических, психологических, экономических, демографических, технологических, социологических и других факторов, обусловливающих возникновение и характер вооруженных конфликтов.

Вайоленсология - теория насилия. Ее разрабатывает, в частности, Международный институт по изучению политических и военных конфликтов (США).

Военная политология (система знания о природе, сущности и формах военного насилия, условиях, возможностях и пределах его использования в политических целях) в этом ряду занимает свою самостоятельную нишу. Она исследует все многообразие ситуаций, общественных движений, социальных сил, их программ, ориентаций и действий, так или иначе выходящих на военную проблематику.

В нашей стране становление и конституирование военной политологии как самостоятельной научной и учебной дисциплины относится к началу 90-х годов. Формирование и распространение идей, отвечающих новым реалиям, стимулировалось тем, что в силу известных причин былые идеологические установки оказались отвергнутыми, одновременно появилось много новых моментов в инструментарии, способах и методах оценки событий.

Между тем, предметное и организационное самоопределение военной политологии, еще не завершено. Более того, ее теоретические проблемы выхолащиваются из общественного сознания. Это объясняется отчасти вполне понятной закрытостью темы от общества, отчасти напористостью средств массовой информации, которые в погоне за сенсацией искали и живописали “жаренькие факты”, формируя на них общественное мнение, негативно настроенное по отношению ко всему, что связано с войной и армией, отчасти другими причинами. Их действием объясняется  сложившееся в стране своеобразное разделение “сфер влияния” и анализа между гражданскими и военными специалистами.

С одной стороны, гражданские авторы все, что связано с войной и армией считают прерогативой военных исследователей. В лучшем случае они просто не видят и не касаются военной проблематики, военных аспектов изучаемых вопросов. «До Мировой войны
1914-1915 гг., - констатировал Головин в 1935 году, - среди представителей гражданских наук существовало определенное пренебрежение к изучению войны. Последняя почиталась пережитком варварства и всецело представлялась изучению господ офицеров». Мало что изменилось в этом отношении и в начале XXI века. Об этом говорит непредвзятый контент-анализ содержания научных и учебных публикаций по политологическим проблемам.

Однако ущербность такого положения была раскрыта уже давно. Замкнутость военной науки в кругу военных профессионалов, делал вывод Н.Н. Головин, оказывает сковывающее влияние на развитие познания человечеством войны. Для конституирования науки о войне, требовалось, чтобы изучением последней заинтересовались более широкие научные круги, а не только военные профессионалы.

С другой стороны, в армии, которая объявлена деполитизированной, в надежде изжить в ней всякий “политический дух” изгоняется даже политическая терминология. Стоит ли удивляться, что вскоре из поля зрения военных профессионалов, никогда не проявлявших глубокого интереса к этой стороне своей деятельности, совершенно выпадает все, что так или иначе связано с политическим началом. Парадокс заключается в том, что вместе с этим выветриваются или деформируются представления и о военных началах. Ведь давно замечено: “Война кажется тем “военнее”, чем она глубже политическая; тем “политичнее”, чем она менее глубоко “военная”.

В таком контексте ясно, сколь важно не допустить подмены научного анализа реальных военно-политических ситуаций вербальным конструированием желательного представления о них. Политическая острота рассматриваемой проблемы не может, не должна служить оправданием или объяснением отказа от научного инструментария в оценке содержания и форм военного насилия в прошлых и возможных политических конфликтах.

Такой инструментарий дает военная политология. Что составляет ее предмет? (Предмет науки - это та часть объективной действительности, наиболее существенные стороны и признаки которой она призвана исследовать.) В литературе высказывались разные точки зрения по этому вопросу.

Одни считают, что военная политология - “наука о роли военной силы во внешних и внутренних политических отношениях и ее использовании субъектами политики”; “о месте и роли военной силы в политике, о закономерностях ее организации и использования субъектами политики для отстаивания своих жизненно важных интересов”. Однако формирование и применение военной силы подчиняется широкому кругу закономерностей, в том числе экономического, демографического, социально-психологического и т.д. характера, которые лежат вне сферы военной политологии и исследованием которых она не занимается.

По этой же причине трудно согласиться и с другим мнением, сторонники которого предметом военной политологии объявляют общие научные основы  (общее учение) о войне и оборонной безопасности. Отвергая этот подход, М.А. Гареев с полным основанием пишет: «Однако в познании таких явлений, как сущность и источники происхождения войн, природа невоенного и военного насилия, экономические и социально-политические основы оборонной безопасности, приходится сталкиваться не только с политическими, но и философскими, экономическими, социальными проблемами, которые изучают соответствующие науки».

Третьи полагают, что военная политология исследует “закономерности взаимодействия политики и военного дела, причем в самой широкой трактовке этих областей общественной жизни и применительно ко всем этапам их исторического развития”. Но, соглашаясь с тем, что война есть продолжение политики, следует признать, что «взаимодействие политики и военного дела» не имеет содержательной определенности. Кроме того, такой подход изымает из военной политологии закономерности взаимодействия различных сторон политики по поводу военного дела и политические аспекты взаимодействия различных сторон военного дела.

Четвертые объявляют предметов военной политологии военную политику, ее истоки и цели, законы развития, механизмы выработки и реализации. Признавая во многом правомерность такого подхода, следует видеть, что он требует включения в военную политологию военных аспектов таких отраслей знания, как философия политики, политическая экономия, политическая история, политическая социология и др. Тем самым военная политология утрачивает предметную специфику, превращается из самостоятельной научной дисциплины в комплекс наук.

В свете сказанного, думается, точнее определить предмет военной политологии так: военная политология есть система знаний о природе, сущности и формах военного насилия, возможностях и пределах его использования в политических целях, о способах организации военной силы, ее месте и роли в системе властных отношений.

По своему строению военная политология - внутренне дифференцированная, но целостная система знаний.

Целостность выражается в том, что военная политология:

?    всем своим содержанием обращена к четко очерченному предмету – военному насилию как явлению политики. Она исследует различные военно-политические реалии, разработка и определение которых составляет ее научно-категориальный аппарат (агрессия, война, армия, военно-политическая обстановка, милитаризация, разоружение, военный режим и т.п.);

?    выясняет необходимые, существенные, устойчивые, повторяющиеся связи и отношения в обществе по поводу и в процессе военной деятельности, раскрывает логическую зависимость одних элементов от других;

?    осуществляет анализ всех военно-политических явлений и процессов по единым логико-методологическим принципам и правилам.

Иными словами, военная политология представляет собой не просто сумму связанных между собой знаний, но и содержит определенный механизм построения знания, внутреннего развертывания теоретического содержания, воплощает некоторую программу исследования. Благодаря этому военная политология обретает относительную самостоятельность и занимает специфическое место в системе наук. Этим определяется, в частности, ее отличие и от общеполитических дисциплин (государствоведения, теории международных отношений, этнологии и др.) и от военных наук (стратегии, военной истории, теории военного строительства
и др.)

Дифференциация военно-политологического знания связана с тем, что оно дает классификацию и обобщение огромного массива опытных данных. В каждый конкретный момент предметом пристального общественного внимания становятся разные военно-политические явления: в одном случае военная мощь государства и пути ее наращивания или проблемы конверсии; в другом - политическая роль армии в жизни общества или возможности ее деполитизации; в третьем - природа и сущность военной диктатуры или вопросы гражданского контроля за военной сферой и т.д. Соответственно этому меняется исследуемая проблематика и способы внутренней организации науки. Так формируются различные направления в военной политологии.

Форма и глубина теоретического осмысления поставленных жизнью вопросов могут сильно варьировать и в зависимости от того, какие исходные принципы положены в основу анализа военно-политических явлений. Любое теоретическое построение, будь то научная концепция, политическая программа или военная доктрина, в своем основании имеют ряд допущений. Принимаемые как недоказываемые, а нередко и недоказуемые истины, они выступают исходными посылками, на которых по определенным логико-методологическим принципам и правилам формируется внутренне стройная система взглядов. Отказ от принятых допущений или изменение даже части их может привести к другим - вплоть до противоположных - заключениям.

Так, если полагать, что с Парижской хартией, провозгласившей отсутствие в Европе противников, на Земле воцарился вечный мир, пора решительно и полностью перековывать мечи на орала. Если же ненасилие воспринимать как желанную цель, то надлежит ковать и мечи и орала или, по крайней мере, «держать бронепоезд на запасном пути». Этим объясняется существование в военной политологии различных школ, которые в одном случае дополняют друг друга, в другом – противоборствуют между собой.

Призванная дать теоретическое обеспечение потребностей военной практики, военная политология имеет три уровня исследования и обобщения военных реалий:

?        общая военная политология исследует фундаментальные проблемы теории: сущность военных явлений, закономерности и принципы их функционирования, факторы и особенности развития и т.д.;

?        сравнительная военная политология имеет целью не исследование, точнее - не осмысление, а описание военно-политических реальностей в различных странах, режимах, эпохах. Она позволяет выявить аналоги и учитывать опыт других стран в военном строительстве, решении военно-политических задач.

?        прикладная военная политология ориентируется на разработку предложений по наиболее целесообразным задачам, путям, способам и т.д. военного строительства, военно-политической деятельности.

Дифференциация военно-политического знания выражается и в том, что военная политология содержит несколько относительно самостоятельных блоков знаний.

1. История развития военно-политологических знаний.

Военная политология, как и любая другая наука, обогащается не только (и не столько) силой абстрактного мышления, сколько изучением реальных военно-политологических явлений и процессов. Она исследует, в каких условиях и какие взгляды появлялись и отмирали, и тем самым вскрывает их объективную обусловленность. Обращение к истории науки дает ответы на многие вопросы сегодняшнего дня, освобождая общество от необходимости “изобретать велосипед”, и оберегая его от повторения иллюзий и заблуждений, порочность которых выявилась в прошлом.

2. Науковедческие и методологические проблемы военной политологии.

В рамках этого блока разрабатываются и раскрываются такие вопросы, как предмет и метод военной политологии, ее место в системе наук, соотношение в ней фундаментальных и прикладных начал и т.п. вопросы. Разумеется, все это – проблемы, интересные профессионалам. Они излишни для многих. Но без внимания к ним специалистов не состоится ни учебная дисциплина, ни учебный предмет.

3. Военная идеология как часть политического сознания.

Военная политология исследует содержательные характеристики различных взглядов и идей, выражающих отношение субъектов политики к войне и другим формам военного насилия (милитаризм, оборонное сознание, миротворчество, пацифизм, и т.д.). Их функциональный анализ направлен на выяснение того, какие социальные и политические силы являются творцами и носителями военных идеологий, какие факторы оказывают влияние на их формирование и распространение и как они сами воздействуют на потенциалы государства, его военную политику.

Военной политологии принадлежит большая роль в формировании военной идеологии общества, а также в разработке военной политики государства. Важную часть этого блока составляет структурно-функциональный анализ военно-политических установлений и норм, содержащихся в традициях, религии, морали, праве, партийных программах и уставах и т.п., исследование прежде всего военно-политических стратегий и военных доктрин.

4. Военно-политические отношения.

Исходным здесь выступает военная сила (военная мощь) государств и других субъектов политики как феномен общественной жизни, как социально-политическое явление и как научная категория. Предметом специального внимания являются военно-политические ситуации и проблемы их эволюции, вскрытие источников и “узлов напряжения”, нарождающихся войн и военных конфликтов, сущность и пути обеспечения военной безопасности государств.

Причем военная политология не исследует, тем более не оценивает саму военно-политическую обстановку. Она вырабатывает научный инструментарий для этого. Ее внимание сосредоточивается на выявлении слагаемых военно-политической обстановки, ее типах и видах, факторах, определяющих ее характер и динамику и т.д. Здесь рассматриваются также различные формы военного взаимодействия субъектов политики: сотрудничество, конфронтация, борьба.

5. Военно-политические институты и учреждения.

Военная политология изучает военную организацию государств и обществ и ее слагаемые, прежде всего вооруженные силы, военно-промышленный комплекс, условия и порядок их формирования и функционирования. Среди различных субъектов военно-политической деятельности особое внимание уделяется армии в ее взаимоотношениях с обществом, а также потенциалам, характеризующим военную мощь страны. Военно-политические институты государства включают большой спектр разнородных явлений и образований, в том числе: воинская и военно-транспортная обязанность, мобилизационная подготовка и воинский учет, военно-патриотическое воспитание, военная власть (диктатура), военное право и военная юстиция, казначейство и полевые банки, и т.д. Все это также изучается военной политологией.

6. Собственно военно-политическая деятельность.

Военная политология выступает не только как теория военной политики, но и как “технология” решения конкретных военно-политических проблем. Она раскрывает мотивы и цели, формы и способы военно-политической активности социальных групп, народов, государств и их коалиций.

Таким образом, военная политология раскрывает:

?    место и роль военного насилия в истории, его движущие силы, субъекты и формы;

?    механизмы, структуры и институты военной политики современных государств;

?    состояние и тенденции развития военно-политических отношений в отдельных странах и мире в целом;

?    социально-политические проблемы теории и практики военного строительства;

?    прошлые и современные военные идеологии, их роль в политической жизни отдельных народов и мира в целом.

 

Функции военной политологии

Разработка и распространение военно-политологических знаний не являются сугубо академической задачей. Их практическую значимость раскрывают функции военной политологии.

Как известно, под функциями понимают роль, которую определенный социальный институт (в нашем случае – военная политология) играет в познавательной и предметно-практической деятельности личности, общества, государства. Призвание науки не в том, чтобы сформулировать “единственно верное решение” или дать годный на все случаи жизни алгоритм разработки любого решения. Оно не состоит и в апологетическом обосновании уже принятого политического (военно-политического) решения. Задача науки – нарабатывать материал, необходимый для принятия обоснованных решений, что обеспечивается выявлением максимально возможного числа теоретически допустимых вариантов действий и беспристрастным анализом плюсов и минусов каждого из них.

Теория освещает путь практике. Смысл этого афоризма в том, что наука вооружает политику знанием не видимых здравым смыслом причинно-следственных связей и зависимостей и тем самым подсказывает ей, что следует учесть, на что обратить внимание для выработки реалистических и действенных форм и способов деятельности. При таком подходе в качестве одного из возможных вариантов можно предложить следующий «набор» функций военной политологии.

1. Информационно-познавательная (гносеологическая).

Изучение военной политологии позволяет понять и систематизировать калейдоскопически пеструю мозаику военно-политических явлений и процессов «всех времен и народов». Она разрабатывает специальные понятия, которые становятся ступеньками познания военной сферы, тех ее сторон, которые не могут быть раскрыты другим научным инструментарием. Возьмите, например, такие категории, как ракетно-ядерная война и «ядерная зима», мирное сосуществование и локальная война, миротворчество и принуждение к миру силой, наемничество и контрактная служба и т.д. Усвоение их военно-политологического содержания расширяет и обогащает наши представления о военной организации и военной деятельности государств.

Причем дело не ограничивается лишь простым - пусть максимально подробным – описанием новых реалий. Речь идет о выявлении и осмыслении всех оснований и связей изучаемого предмета, вскрытии законов, определяющих его развитие и функционирование. Разрабатывая эти знания, военная политология дает обществу понимание сущности, характера, направленности военных явлений и процессов.

2. Мировоззренческая.

Военная политология не только раскрывает понимание, но и формирует осознанное отношение людей к военному насилию, военной политике, защите отечества, воинскому долгу
и т.д. Конечно, эти понимание и отношение могут складываться на житейском уровне, порождаемом непосредственными условиями жизни и выступать в форме здравого смысла. Но военная политология придает им теоретически осмысленный характер. Она вырабатывает и утверждает определенные убеждения, которые, выступая в виде идеологических установок, теоретических концепций и других вербализованных, понятийно-категориальных конструкций, становятся основой жизненной позиции человека.

4. Методологическая.

Категории, принципы и законы, разработанные военной политологией, становятся средством дальнейшего развития военно-политических знаний и решения конкретных проблем военного строительства.

5. Оценочная (аксиологическая).

Как и всякая общественная наука, военная политология анализирует действительность. Этот анализ не останавливается на более или менее объективной характеристике сущего, но вскрывает реальные проблемы и противоречия, критикует (с разной степенью радикальности) действительность и, основываясь на этой критике, создает альтернативную модель, в которой, как предполагается, преодолеваются вскрытые недостатки. Соответственно этому, военная политология выносит свои оценки, вырабатывает положительную или негативную характеристики различных военно-политических фактов, явлений и процессов. Другая сторона этой функции проявляется в том, что научные выводы и рекомендации военной политологии учитываются при оценке военно-политической обстановки, источников и степени реальности военных угроз, определении военных планов и программ и т.д.

6. Нормативная.

Военная политология, как и всякая обществоведческая наука, стремится формулировать свое видение того, что и как можно и нужно сделать для обеспечения военной безопасности государства, укрепления обороноспособности страны, повышения авторитета вооруженных сил, военной службы в обществе. Своими выводами она формирует менталитет и, в известном смысле, направляет усилия политических и военных руководителей. Не случайно обращение к науке со стороны политиков. На Западе процветают многочисленные военно-научные центры типа “Рэнд-корпорейшн”, Лондонский институт стратегических исследований и т.п. Создаются такие организации и у нас.

7. Прогностическая.

Военная политология раскрывает будущее страны и мира, возможность военных конфликтов и войн, их вероятного характера, последствий и т.д. Разумеется, наука не формулирует предсказания, подобно астрологам, указывая, что, когда и где произойдет, а разрабатывает различные, теоретически допустимые сценарии развития событий. Ее прогнозы носят характер не категорического, а дизъюктивного и гипотетического суждения. Иными словами, вероятностный характер военно-политического процесса предполагает и многовариантность прогноза.

Выступая важной стороной политической и военной культуры общества и индивида, военно-политологические знания помогают людям самостоятельно разбираться в политических противоречиях истории и современности, видеть глубинные пружины политического развития, понимать свои возможности участия в нем. История дает немало свидетельств, предупреждающих об опасности мифологизации политической и военно-политической динамики. В военной сфере любые оценки и решения, выстроенные на ложных представлениях или ошибочных основаниях, чреваты не только выброшенными на ветер средствами, социальной неустроенностью массы людей, занятых в оборонном комплексе, но и неправомерным и неправедным применением вооруженного насилия. Этим определяется актуальность и важность военно-политологических знаний, прежде всего для тех, кто причастен к разработке и реализации военной политики государства.

АРМИЯ И ПОЛИТИКА

В политической истории отдельных стран и мирового сообщества в целом исключительную роль играла и продолжает играть военная сила. «Начиная с некоторого уровня сложности, - пишет испанский политолог Л.С. Санистебан,- политические системы создают специальные органы для ведения войны, ориентированные как против внешних врагов, так и против внутренних групп, пытающихся свергнуть элиту». Универсальной, характерной для всех времен и народов формой и способом организации военной силы является армия (социальный институт предназначенный для защиты государства от врагов и отстаивания национальных интересов).

Забота о ней относится к числу коренных проблем устройства и функционирования власти и постоянных приоритетов политики практически любого государства. «Национальные интересы Российской Федерации, - говорится в Концепции национальной безопасности, - требуют наличия достаточной для ее обороны военной мощи. Военные Силы Российской Федерации играют главную роль в обеспечении военной безопасности Российской Федерации».

В то же время способность и готовность армии действовать в соответствии со своим предназначением выступает важным условием, определяющим суверенитет государства (независимость государства в выборе своего внешнеполитического и внутриполитического курса), то есть исключительность и верховенство его власти по отношению ко всем группам и организациям внутри страны и независимость от властей иностранных государств в сфере международного общения.

Взаимосвязь армии и политики как научно-теоретическая проблема

Двусторонняя взаимосвязь армии и политики носит многоплановый, многофакторный и многофункциональный характер. Ее суть на метафорическом уровне раскрывают афористические высказывания. Еще древнеримский деятель П. Теренций писал: «Прежде, чем прибегнуть к оружию, разумный человек испробует все остальные средства». Тем не менее, применительно к внешней политике Фридрих II Великий в XVIII в. утверждал: «Дипломатия без вооружений – это музыка без инструментов», в конце XX в. министр обороны США У. Коэн повторил эту мысль: «Военные силы являются мускулами, подкрепляющими нашу дипломатическую волю, и вместе они необходимы для проведения эффективной внешней политики».

А в нашем отечестве Александр III предупреждал своих преемников: “У России есть только два союзника - это ее армия и ее флот”. Необходимость заботы о военной мощи страны народная мудрость выразила в чеканной формуле: “Кто не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую”. В то же время В. Гюго, например, утверждал: «Уберите армию и вы уничтожите войну».

Для внутренней политики возможная и желаемая роль армии выражается в призывах “Армия, не стреляй в народ!” и “Армия, спаси народ!”. В одних случаях говорится, что «политика принадлежит партиям, отечество же – армии», что «армия – школа нации», в других заявляется совсем иное: «Армия – слепок общества». Мало кто оспаривает мысль о том, что политика для армии выступает как бог, царь и воинский начальник. Но, стоит тут же добавить, если политика не занимается армией, то армия занимается политикой.

Даже приведенные цитаты свидетельствуют об обилии различных, в том числе противоположных взглядов и подходов. Огромный разброс мнений и позиций обнаруживается и в современных теоретических разработках и официальных документах, относящихся к данной теме. Это объясняется как природой и содержанием исходных явлений, противоречивым характером их взаимодействия, так и постоянным и пристальным вниманием к ним политических и научных кругов, средств массовой информации, придерживающихся разных мировоззренческих и методологических принципов.

Во-первых, многозначно понятие политики. Она есть не вещь, а определенное качество, которым обладают некоторые вещи, а также определенный характер функционирования этих вещей и определенные связи между ними. Это постоянно изменяющаяся общественная практика. В самой общей форме политика представляет собой область целенаправленных отношений между индивидами, социальными группами и создаваемыми ими организациями, учреждениями по поводу государственной власти (ее утверждения, формирования, функционирования) – в целях реализации их общественно значимых интересов.

Всякая проблема, а равно средства и способы ее решения являются политическими, если они касаются вопроса государственной власти регулируются ею или, наоборот, требуют ее видоизменения. “Вмешательством власти, - как пишет французский политолог Ж.-М. Денкэн, - завершается процесс политизации”. Политика (власть) так или иначе затрагивает, стремится взять под свой контроль различные объекты среды, окружающей людей, различные сферы их жизнедеятельности. Причем если даже сами явления и процессы не требуют вмешательства политики, то политика способна вторгаться в них по своему усмотрению и в собственных целях.

Границы политической сферы, следовательно, условны, они носят подвижный, изменяющийся характер. Кто-то заметил, что нет ничего в мире, что не было бы связано с политикой, как нет ничего, что целиком и полностью относилось бы к ней. В таком контексте следует признать, что политика и армия связаны многогранно и нерасторжимо.

1. Политика - сфера общественной жизни, которая существует наряду и в тесном переплетении с экономической, социальной и духовной сферами и непосредственно связана с властными отношениями. Вопрос в том, находится армия в этой сфере или ее деятельность развертывается вне ее? Есть ли взаимосвязь между армией и властью, и если есть, то какой она должна быть, какой может быть и какой является в действительности? Все это требует спокойного анализа, а не политических заклинаний.

2. Политика - объективно складывающиеся отношения в обществе между большими социальными группами по поводу государственной власти. Являются ли военнослужащие такой группой, чем определяется и как характеризуется их отношение к государственной власти? Должна ли армия быть стражем и гарантом существующей власти или при любых политических бурях ей надлежит «оставаться в казармах»? Каковы возможности и пределы привлечения армии к урегулированию социальных, национальных и других конфликтов? Это другая группа вопросов, от которых нельзя уходить, обсуждая тему «армия и политика».

3. Политика - участие в делах государства, определение форм, задач, содержания его деятельности. Распространяется ли это участие на военное строительство, управление армией? Нужно бороться с ним или поощрять его? Для кого и насколько такое участие возможно и необходимо, кому должна быть подконтрольна армия? Каковы механизмы и формы взаимодействия политической элиты и контрэлиты по этим вопросам? Такова еще одна группа вопросов, составляющих предмет рассматриваемой темы.

4. Политика – идейное направление и методы деятельности власти, ее «искусство управления государством». Этот образ действий может быть агрессивным или миролюбивым, милитаристским или пацифистским. Но в каждом случае характеризующее его «искусство» по-разному строит и использует армию. И еще вопросы из той же области: как характер политического режима влияет на предназначение и облик армии?

Во-вторых, многозначен и термин «армия».

Так называют в одном случае совокупность всех вооруженных и военизированных формирований, специально создаваемых государством для проведения его политики военно-силовыми методами. Иными словами, «армия» и «вооруженные силы» употребляются как синонимические понятия не только в бытовой речи, но и в научных разработках и политических документах.

Так, международное право к вооруженным силам стороны, находящейся в конфликте, относит все организованные вооруженные силы, группы и подразделения, находящиеся под командованием лица, ответственного перед этой стороной за поведение своих подчиненных, даже если эта сторона представлена правительством или властью, не признанными противной стороной. Более того, оно предусматривает возможность включения в состав вооруженных сил и полувоенных организаций. Лица, входящие в состав так понимаемых вооруженных сил, являются комбатантами и имеют право принимать непосредственное участие в военных действиях.

Соответствующее понимание этой проблемы в нашем научном и политическом языке отражено в Военной энциклопедии. Правда, там говорится о вооруженных формированиях. Так называются «группы вооруженных людей во главе с командирами (начальниками), имеющие форму одежды или знаки отличия и принадлежащие государственным, национальным, религиозным или другим общественно-политическим структурам». При этом специально оговаривается, что вооруженные формирования подразделяются на законные и незаконные.

Между прочим, такое отождествление армии и вооруженных сил в нашей стране создает ряд проблем не только языкового характера из-за того, что название всех государственных военизированных структур, оснащенных оружием (вооруженные силы со строчных букв), переносится на ту их часть, которая организационно подчинена Министерству обороны (Вооруженные Силы с прописных букв). Так, российское законодательство в одних случаях четко различает Вооруженные Силы, другие войска, воинские формирования и органы, в других – дает им всем обобщенное название «государственные военизированные организации». Однако для неспециалиста связанные с этим тонкости остаются неизвестными, что на практике нередко ведет к нежелательным казусам.

В другом случае под армией понимают государственную военную организацию, которая, как говорится в законе Российской Федерации «Об обороне» предназначена для отражения агрессии, направленной против государства, вооруженной защиты его целостности и неприкосновенности территории, а также для выполнения задач в соответствии с международными договорами.

В третьем так называют часть вооруженных сил государства, входящую в триаду «армия, авиация и флот» или развернутую на театре военных действий (действующая, экспедиционная
и др. армии);

В четвертом понятие армия распространяют на негосударственную вооруженную организацию, создаваемую социальными, национальными и др. группами, политическими движениями и партиями (революционная, национально-освободительная, партизанская и др. армии) и т. д.

Все вооруженные формирования, как правило, строятся по образу и подобию армии и нередко называются армиями. Между тем, в буквальном смысле слова они могут рассматриваться в качестве армии при условии, что их руководство на определенной территории берет на себя функции политической власти и представляет хотя бы в зачаточной (иногда и юридически провозглашенной) форме новую государственную власть.

В зависимости от того, что конкретно имеется в виду, меняются представления, выводы и оценки политической роли армии и военных возможностей политики. Здесь терминологическая четкость имеет большое практически-политическое значение.

Характерно, что один из «отцов русской демократии» Г. Попов, говоря о московских событиях октября 1993 года, с одобрением констатировал, что там использовались только «некоторые элитарные части особого режима», и предложил этот вариант «довести до конца, завершив его одним - вообще вывести эти части из армии». Другой автор - Л.И. Шершнев - считает алогичным, даже лицемерным деление вооруженных сил на внутренние войска и, по аналогии, на внешние. По его мнению, «армия - это люди в погонах и оружие. Ее предназначение - безопасность, и быть она должна многофункциональной, и иметь в том числе, соединения и части, в большей степени подготовленные для участия в разрешении внутренних конфликтов, миротворческих акциях». Покойный генерал Л. Рохлин, ссылаясь на события под Первомайским, делал вывод: «Нельзя вести бой элитными подразделениями с применением артиллерии, танков, авиации... Речь идет о специфике боя. Она существует, и это нельзя не учитывать».

Вот почему отнюдь не семантическими мотивами продиктованы предложения многих военных экспертов «внести уточнение и восстановить обобщающее значение понятия «вооруженные силы», включив в их состав армию, флот и войска всех ведомств, привлекаемых к обороне страны». Точно также и возражения им имеют политическую природу. Так,
А.И. Николаев стоит на том, что «жесткое подчинение различных по характеру деятельности ведомств военной структуре наносит существенный ущерб выполнению ими своих специфических задач... Даже при искреннем желании силами одной армии нельзя решить проблемы с коррупцией, то есть те проблемы, которые входят в компетенцию МВД, ФСБ и других специальных служб. Танковыми дивизиями бороться с наркобизнесом также непродуктивно, как и одной заставе противостоять вооруженному вторжению дивизии со стороны сопредельного государства».

В-третьих, альтернативность политики. Как общественное явление политика появляется в том случае, когда с одной стороны, сложившееся положение является источником проблем, вызывает общественное беспокойство и требует вмешательства, а с другой стороны, возникший «вопрос» допускает различные способы решения. В любом случае должна быть ситуация выбора для массы. Политический режим, который принят всеми как данность, - не есть политический факт. Следовательно, политика есть сфера постоянного противоборства.

Политические факты не нейтральны. Они плохо поддаются спокойному и объективному изложению, ибо даже способ их изложения предопределен политикой, и сам в какой-то мере обусловливает ее. Можно раскрывать механизм эрозии почв, действие закона всемирного тяготения или особенности сопротивления материалов, не ожидая изменений в протекании описываемых процессов. Между тем рассказ о принципах строительства и состоянии вооруженных сил, характере и результатах их деятельности может изменить не только мнение граждан о них, но и политику государства в отношении них.

Как известно, «все политические понятия, представления и слова имеют полемический смысл». Они не только привязаны к конкретной ситуации, но и предполагают конкретную противоположность, логическим завершением которой является разделение на группы “друг/враг”. При отсутствии такого разделения эти понятия становятся пустой и призрачной абстракцией. При его наличии «политическое» очень часто отождествляется с «партийно-политическим», неизбежная “необъективность” которого вытекает якобы из его определения.
В таком случае преимущественно полемический характер имеют сами слова «политический» (как бы предполагающий, что политика – «грязное дело», узкая сфера властных отношений, в которой нет места деловым, научным, нравственным и т. п. началам) или “неполитический” (оторванный-де от жизни, отстраненный от важнейших рычагов власти, а потому являющийся ее слепым орудием).

В таком контексте понятно, почему возможность, целесообразность, необходимость политического участия армии становится предметом теоретических дискуссий и политической борьбы. В выработку и проведение военной политики государства, его военное строительство включаются различные политические течения. Они создают для этого собственные организационные структуры, предлагают самостоятельное решение военных вопросов, в том числе вне существующих для этого государственных структур и механизмов.

Развертывание в обществе реальной многопартийности связано с тем, что программы новых партий и движений имеют свои разделы, обращенные к армии и флоту. Растет число различных союзов, ассоциаций, объединений, деятельность которых тоже так или иначе затрагивает интересы военнослужащих, членов их семей. При этом надо иметь в виду, что однозначных и общепринятых «единственно верных решений» в этой области не может быть в принципе.

Давно замечено: если бы геометрические аксиомы задевали интересы людей, они, наверное бы опровергались. В силу этого же высказываемые позиции сторон, участвующих в борьбе, обусловлены не столько кабинетными размышлениями отдельных лиц, сколько объективными интересами сил, стоящих за ними.

С одной стороны, накапливаемый исторический опыт, углубленное осмысление его порою ведет к пересмотру, казалось бы вполне устоявшихся и доказавших свое бесспорное значение истин. Так, в XV-XVII вв. наемничество как принцип комплектования вооруженных сил получило широкое распространение в Западной Европе. Современное же международное право квалифицирует его как преступление. В нашей стране резко отрицательное отношение к военному перевороту в Чили в советское время уступило место восторженному одобрению в первое время существования суверенной России и приобретает объективно-критический характер в настоящее время.

С другой стороны, изменение обстановки, социально-политического статус-кво нередко влечет за собой переоценку ценностей и перегруппировку сил. В таких условиях вполне возможно формирование новых ценностных ориентаций у социальных групп и соответственно выдвижение ими новых идей и принципов. Разумеется, бывают случаи, когда люди и партии пересматривают свои лозунги в тактических целях и даже меняют свои убеждения, руководствуясь сугубо конъюнктурными, вплоть до карьеристских, мотивами. Но не об этом сейчас речь.

К сожалению, очень часто теория строится и общественное мнение формируется на основе высказываний ныне популярных политических деятелей и публицистов. Их внешне привлекательные взгляды при настойчивом повторении для многих становятся в начале привычными, затем само собой разумеющимися, а там и «единственно верными». Таким образом, формируется политический «новояз», даже заведомо ложные посылки которого выступают как аксиомы и по существу не подвергаются сомнениям.

Однако не всякий трибун - пророк. История учит, сколь пагубной может стать доверчивая готовность пассивного большинства следовать за модным мнением. Самые респектабельные предложения должны быть критически осмыслены в плане того, насколько они целесообразны, возможны, необходимы. Ведь совсем не безобиден дефицит политической деятельности в области обороны и безопасности страны. Но наивны надежды и тех, кто отсутствие военно-теоретических знаний рассчитывает компенсировать высокой политической активностью. Хор общественных активистов не должен превращаться в ор, заглушающий голос профессионалов.

К сожалению, есть немало фактов, когда и специалисты не вскрывают объективное противоречие, не выясняют возможные пути его разрешения, а сами запутываются в них и предлагают алогичное толкование, и нереализуемые в принципе решения. Так, в учебном пособии по военной политологии рукой одного автора выведены взаимоисключающие посылки: «Само словосочетание «деполитизация армии» уже неверно по своей сути. Тезис о «деполитизации» армии нисколько не противоречит положению о том, что она является специфическим политическим институтом. Армию нельзя отождествлять с «институтом политики». Тезис «армия вне политики» верен и сохраняет свое значение, имея в виду, что он имеет узкий, конкретный смысл». В центральном военно-теоретическом органе министерства обороны читаем, что армия «обеспечивает стабильность общества своим неучастием в политической борьбе, отсутствием партийных симпатий и антипатий, невозможностью использования ее в политических целях, твердостью и последовательностью своих политических позиций, ориентированных на поддержку закона, государственных устоев, законодательной и правительственной власти”. Значительно хуже, когда такие несуразицы попадают в официальные документы, призванные служить нормативными требованиями.

Сказанное представляется достаточной аргументацией в пользу того, что заглавная проблема имеет большое теоретическое и практическое значение. Для выработки осознанного отношения к ней необходимы специальные знания. Их изложению посвящены последующие вопросы.

Не предвосхищая их содержания, необходимо отметить, что данный материал не формулирует конкретные предложения, обязательные рекомендации лицам, принимающим решения. Его задача – не показать, как надлежит действовать военачальнику в той или иной политической ситуации, а раскрыть факторы, обусловливающие (или ограничивающие) его самостоятельность и принципы, которыми следует руководствоваться при принятии и проведении в жизнь своих решений.

Армия - орган государства, орудие его политики

Дальнейший анализ посвящен армии как военному институту государства. Для четкого обозначения предмета нашего разговора в качестве рабочего определения представляется вполне приемлемой формула Ф. Энгельса: «Армия - организованное объединение вооруженных людей, содержащееся государством в целях наступательной или оборонительной войны». В этой формуле выявлены и зафиксированы пять существенных свойств армии, которые делают ее специфическим институтом, отличным и от невоенных учреждений государства и от негосударственных военных формирований.

Во-первых, принципиальное значение имеет государственное начало армии. Оно подчеркивает, что государство выступает единственным субъектом политики, который обладает монопольным правом на легитимное вооруженное насилие. Это право в большинстве случаев закреплено национальным законодательством и освящено международным правом.

Свято оберегая его, государство в силу своей природы стремится вобрать в себя, так или иначе подчинить себе любые другие военные формирования либо ликвидировать их. Подписанный Россией вместе с другими участниками ОБСЕ Кодекс поведения, касающийся военно-политических аспектов безопасности, прямо предусматривает: «Государства-участники не будут допускать существования сил, неподотчетных их конституционно учрежденным органам власти или не контролируемых ими, и не будут поддерживать такие силы».

Государственное начало, далее, означает, высокую централизацию военного управления. Как орган государства, армия не является самодовлеющей силой. Именно государство и только государство в лице его высших органов власти определяет предназначение, задачи армии, характер, направления и способы ее деятельности. В упомянутом выше Кодексе поведения ОБСЕ подчеркивается: «Каждое государство-участник будет в соответствии со своими международными обязательствами обеспечивать воздерживание его военизированных сил от приобретения способностей  к выполнению боевых задач, выходящих за рамки тех, для которых были созданы эти силы».

Армия должна выполнять только приказы законного, в соответствии с Конституцией избранного и действующего правительства, своего командования. Всякие попытки освободить ее от обязанности безусловного подчинения им, любые призывы действовать против присяги и дисциплины являются аморальными и противоправными. Политический статус и политическая роль армии, следовательно, можно охарактеризовать так: опасна армия, позиция и действия которой не контролируются правительством, и грош цена правительству, которому не подчиняется армия.

«Каждое государство-участник, - процитирую еще раз Кодекс поведения, - будет постоянно обеспечивать и поддерживать эффективное руководство и контроль над своими военными и военизированными силами и силами безопасности со стороны конституционно учрежденных органов власти, обладающих демократической легитимностью. Каждое государство-участник будет создавать рычаги, позволяющие обеспечить выполнение такими органами возложенных на них конституционных и правовых обязанностей. Государства-участники будут четко определять функции и задачи таких сил, а также их обязанность действовать исключительно в конституционных рамках».

Государственное начало, наконец, определяет довольно широкую социальную и национальную базу комплектования вооруженных сил. Резервуаром, из которого армия может набирать свои контингенты, в принципе выступает все население страны. Есть два противоположных подхода к комплектованию армии: одно - создание ее за счет исключительно иностранных граждан (как, например, в Ватикане), другое - всеобщее вооружение народа (как в современной Швейцарии). Мировая история знает огромное обилие вариантов, лежащих между этими крайностями. Однако выбор любого из них, то или иное решение вопросов о порядке и правилах прохождения воинской службы, о цензах освобождения граждан от нее, путях и формах накопления военно-обученных резервов и многом другом относится к сфере политики.

Беря на себя всю заботу о гражданах, находящихся в армии, государство освобождает их от других видов деятельности. «Военнослужащие, - говорится, например, в Законе Российской Федерации «О статусе военнослужащих» – не вправе совмещать военную службу с работой на предприятиях, в учреждениях и организациях, за исключением занятий научной, преподавательской и творческой деятельностью, если она не препятствует исполнению обязанностей военной службы». Они полностью заняты только военным делом, что позволяет проводить их планомерную и систематическую подготовку.

Это особенно важно в условиях углубляющейся профессионализации военного дела, когда расширяется число специальностей, без овладения которыми невозможно нормальное функционирование армии, и растут требования, предъявляемые к специалисту. По некоторым данным в современной армии насчитывается около 5000 специальностей, причем только половина из них имеет аналог в гражданской жизни. Именно в регулярной армии достигается высокая военно-профессиональная выучка личного состава, оперативно-тактическая подготовка войск.

Воинский труд (боевая подготовка, поддержание высокой боеготовности и т.п.) имеет государственно-политическую направленность, а обусловленное им социально-политическое положение военнослужащих, как правило, закрепляется законодательно. Если же государство снимает с себя обязанность всесторонней заботы о вооруженных силах, это пагубно сказывается на военнослужащих, армии и самом государстве. В этой, надо прямо сказать, противоестественной обстановке личный состав вооруженных сил объективно вынуждается к деструктивным формам реагирования.

Такими формами могут стать, в частности, превращение армии в хозрасчетную, самообеспечиваемую организацию, в которой для командиров и начальников хозяйственная деятельность становится едва ли не важнее, чем поддержание боевой и мобилизационной готовности подчиненных частей и соединений, а для личного состава занятие отхожим промыслом заменяет боевую подготовку; массовый исход из армии в форме досрочного разрыва контракта, уклонения от воинской службы или дезертирства, в результате которого происходит ее самороспуск; поиск других источников содержания, новых «покровителей» в лице региональных властей, социальных сил, иностранных государств или даже криминальных структур, готовых взять на себя заботу об обеспечении военного организма, и переход на службу им; использование своей организации и оружия для насильственных реквизиций необходимого (бандитизм); превращение в самодостаточную структуру, независимую от государства и общества или даже стоящую над ними (военный переворот). Нет необходимости доказывать, что любой из этих вариантов, ведущий к перерождению или разрушению армии как органа государства, является гибельным и для самого государства.

Во-вторых, по общему правилу, армия предназначена для ведения войны. Строго говоря, вооруженные силы нужны государству не для парадов, уборки урожая или ликвидации последствий стихийных бедствий. Как говорил герой одного из американских фильмов, посвященного вооруженным силам, «солдат должен уметь стрелять, а не кормить свиней». Ведь еще Клаузевиц писал, что солдата кормят, одевают, вооружают и обучают только для того, чтобы он был готов воевать в нужное время и в нужном месте.

Однако явления, которые здравому смыслу представляются очевидными, часто утрачивают свою простоту при углубленном внимании к ним. Именно так обстоит дело с вопросом о функциях армии. Под ними понимаются назначение и обязанность, основные направления, круг деятельности армии и роль, которую она призвана исполнять относительно потребностей общества и государства.

В общетеоретическом плане здесь следует различать публичные функции, которые совпадают с открыто провозглашаемыми целями и задачами армии; латентные (скрытые) функции, обнаруживающие себя лишь с течением времени и являющиеся побочным результатом жизнедеятельности армии (например, развитие личности военнослужащих и повышение социальной мобильности в обществе, сохранение и культивирование военных традиций народа или разработка технологий двойного назначения); ситуативные функции, проявляющиеся в чрезвычайных обстоятельствах, когда армия привлекается для решения неотложных, в том числе невоенных проблем, ставящих под угрозу благополучие и стабильность общества; аномальные функции, которые хотя и возлагаются властью на армию, но не вписываются в рамки ее официального предназначения, не свойственны ей по определению и, как правило, скрываются от общества; кроме того необходимо видеть и возможность появления в определенных условиях дисфункций армии (о них речь пойдет ниже).

В зависимости от формы и степени концептуализации названных функций выстраиваются разные подходы к трактовке предназначения и роли армии.

В основе одного - интегративного, или паушального - лежит абсолютизация теоретически допустимых возможностей ее применения. Его сторонники считают, что армия должна делать все, что она может делать. Здесь под «теоретически допустимыми» понимаются не умозрительные абстракции, сугубо кабинетные конструкции, а явления, хотя и не имеющие реализации в данное время или в данном месте, но известные отечественной и мировой истории военного строительства. По своему составу и организационному устройству, внутреннему распорядку, дисциплине и подготовленности людей армия способна делать все: от ухода за ребятишками в дошкольных учреждениях или дойки коров на сельских фермах до разгона мирной демонстрации или уничтожения военных группировок агрессора.

Уже сейчас высказываются предположения о том, что c упрочением международного мира вооруженные силы будут брать на себя решение новых задач как по настоянию общества в его интересах, так и для оправдания своего существования в его глазах в собственных интересах. Иностранные исследователи считают, что вооруженные силы станут ответственны за поддержание мира в «горячих точках»; освоение полюсов и космоса; борьбу с наркобизнесом; иммиграционный контроль; образование и профессиональную подготовку детей из нуждающихся семей; ликвидацию последствий стихийных бедствий и многое другое.

По отношению к приказу у армии нет выбора. И всегда найдутся достаточно авторитетные лица и логически стройные доказательства для обоснования правомерности, целесообразности, необходимости какого бы то ни было использования армии, если на то будет принято политическое решение.

Однако в этом случае остаются, по крайней мере, два вопроса, внятная постановка которых разрушает всю концепцию. Первый относится к государственному строительству. Нетрудно спрогнозировать ситуацию, когда власть вынуждена налаживать иммиграционный контроль, организовывать обучение детей бедных и т.п. и нуждается для этого в соответствующих структурах. Но вряд ли удастся доказать, что возложение этих задач на армейские подразделения окажется наиболее рациональным использованием организационных, кадровых, финансовых и других ресурсов общества. Нужно ли готовить человека в качестве военного профессионала для того, чтобы потом поручить ему решение невоенных задач? К тому же (и это второй вопрос уже из области военного строительства) чем больше армия привлекается к решению задач, не связанных с обороной страны, тем меньше у нее остается времени и сил учиться военному делу. Расширение ее функций, следовательно, ограничивает боеспособность и боеготовность вооруженных сил.

На предупреждение такого положения направлен другой подход – нормативный. Он внимание сосредоточивает на выяснении функционального предназначения армии. Армия, говорят его сторонники, должна заниматься своим делом. Однако, казалось бы прозрачно ясная на уровне здравого смысла, эта установка теряет всякую определенность при попытке дать исчерпывающе точное и четкое толкование «своего дела» для армии. По общему правилу его содержание определяет действующее в стране законодательство. Отсюда следует, что жесткое и детальное определение порядка и правил использования вооруженных сил, в том числе в экстремальной обстановке, должно снять какие бы то ни было проблемы в этой области.

На деле же обозначенное выше противоречие не устраняется, а переносится в сферу правотворческой деятельности. Даже в правовом государстве, где властвует принцип верховенства закона, у политической власти остается поле для дискреционных решений, а у военного руководства - определенная свобода в выборе форм и способов действий по их выполнению.
В результате этого вполне возможны ситуации, когда правомочность привлечения армии становится предметом острых политических столкновений и подвергается юридической квалификации, как это было, например, по поводу действия федеральных войск в Чечне.

Третий подход - реалистический, или прагматический – считается с тем, что жизнь богаче самых подробных предписаний. Во многих странах мира армия все шире привлекается к решению внутренних задач, в том числе не связанных с проблемами оборонного комплекса.

В США, например, вооруженные силы все в большей степени ориентируются на действия в конфликтах низкой интенсивности. Под последними понимается любая активность вооруженных сил, в частности: борьба с терроризмом, борьба с повстанцами (а также помощь США определенным группам повстанцев), борьба с наркотиками, действия по поддержанию мира, специальные операции мирного времени - от подавления забастовок и рейдов до ликвидации последствий стихийных бедствий и защиты судоходства.

Вполне возможны чрезвычайные ситуации, когда армия будет использоваться для решения нестандартных задач, например, в миротворческих целях или для пресечения террористических актов на стратегически важных объектах. В экстремальной ситуации, связанной, например, со стихийными бедствиями или техногенными катастрофами, для ликвидации их последствий представляется вполне оправданным привлечение армии не в качестве военной силы, а как организованного и оснащенного, а потому высокомобильного объединения людей.

Здесь тоже есть противоречия, требующие концептуальной проработки и решения. В данном случае предметом анализа является допустимое использование сил армии. Главное состоит в том, чтобы продиктованное демократическими и гуманистическими соображениями расширение функций армии не привело к размыванию ее способности решать задачи, с которыми кроме нее никто справиться не сможет. В любом случае армия должна быть в постоянной боевой готовности и при необходимости вооруженным путем обеспечить защиту государственного суверенитета и безопасности страны. Можно повторить: по общему правилу, армия необходима в той мере, в какой возможна или неизбежна война.

Так было всегда и потому любой правитель всегда же считал необходимым иметь надежную опору в лице армии. На протяжении веков это было аксиоматическим правилом. Это правило является определяющим и для военного строительства России. Закон «Об обороне» устанавливает, что Вооруженные Силы Российской Федерации создаются «в целях обороны» и предназначены «для отражения агрессии и нанесения агрессору поражения». Подчеркнуть это представляется важным, так как в последние годы позитивные сдвиги на мировой арене генерируют идею возможности полного исключения войн из жизни общества.

Все более расхожей фразой становится утверждение о том, что ныне армия из средства ведения войны превратилась в средство ее предотвращения. Публицистически сильная эта формула является всего лишь красивой декларацией, не раскрывающей суть дела по добросовестному заблуждению или демагогически затемняющей ее по злому умыслу. Несостоятельность данной формулы очевидна.

В историческом плане противопоставление предназначения армии по принципу или ведения войны или предотвращения войны является явно надуманной. Никогда в истории перед армией не ставилась задача «или-или». Афоризм древних римлян «хочешь мира - готовься к войне» у нас обычно критикуют как милитаристскую ориентацию на вооруженное насилие. Между тем более естественно видеть в нем непацифистский призыв к миротворчеству: только сильное в военном отношении государство способно сдержать потенциального агрессора от начала военных действий и, следовательно, обеспечить стране мир.

“Лишь тот, кто обладает искаженным представлением о человеческой природе, - писал испанский философ Х. Ортега-и-Гассет, - станет отрицать то обстоятельство, что римские легионы предотвратили больше сражений, чем дали. Слава, добытая в победе, позволяет избежать бесчисленного количества новых боев и не потому, что внушает неприятелю страх перед физическим уничтожением, а в силу простого факта, что противник признает жизненное превосходство победителя”.

Все государства создают и постоянно поддерживают на том или ином уровне военную мощь, если даже являются принципиальными противниками применения или угрозы применения оружия. Для миролюбивого государства она является прочностью «про запас». Это с удивительным постоянством повторяют на протяжении всей истории представители самых разных народов.

Так, 2500 лет тому назад древнекитайский военный теоретик Суньцзы учил: «Правило ведения войны заключается в том, чтобы не полагаться на то, что противник не придет, а полагаться на то, с чем я могу его встретить; не полагаться на то, что он не нападет, а полагаться на то, что я сделаю нападение на себя невозможным для него». Военный мыслитель XVII в. Генрих Дитрих фон Бюлов утверждал: «Военное искусство мне дорого как эгида безопасности и свободы и моим долгом является заниматься им, поскольку я убежден, что у меня есть идеи, как сделать бесплодным наступление посредством повышения искусства обороны». Мольтке Старший настаивал: «Обеспечение своей безопасности мы можем искать только в своих собственных силах».

Эту идею давно восприняла военно-политическая мысль России. В русском, российском национальном самосознании со времен Александра Невского звучит как максима: «Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет. На том стояла и стоять будет Великая Русь». А один из последних лидеров досоветского периода, П.А. Столыпин, обосновывая перед Государственной Думой необходимость военных усилий, говорил 31 мая 1908 г.: «Россия не дошла еще до такого положения, чтобы отказываться от защиты интересов, которые для нее являются жизненными».

Что касается теории вопроса, то представляется очевидным, что у армии демократического государства во все времена единое предназначение - обеспечить мирные условия жизнедеятельности народа. Достигается это - в зависимости от обстоятельств - двояким путем: либо предупреждением агрессии, сдерживанием врага, либо, если избежать нападения не удалось, отражением агрессии, разгромом врага. Характерно, что в последних документах Российской Федерации, в том числе в военной доктрине, специально оговаривается, что Россия «оставляет за собой право на индивидуальную и коллективную оборону в случае агрессии против нее или ее союзников и защиту своих жизненно важных интересов».

И в том и в другом случае способность армии решать свои задачи зиждется на ее умении воевать. Без этого умения армия теряет смысл своего существования. «Содержать армию, исключив возможность ее участия в боевых операциях, - чудовищное противоречие, - писал
Х. Ортега-и-Гассет, -... Лишь замысел грядущего деяния (и ничто иное) способен сообщить обществу единство. Перед взором людей, отдавших жизнь военному делу, должен неизменно маячить хотя бы смутный призрак будущей войны. Сама мысль, что некое орудие или средство однажды придется пустить в ход, заставляет держать его наготове, проявляя о нем ежедневную заботу. Если из сознания армии изъять возможность войны, падет боевой дух, рухнет дисциплина, исчезнет надежда на сколько-нибудь эффективное применение военной силы”.

О том же говорит директор Королевского института международных отношений (Великобритания): «Будучи людьми военными, мы должны постоянно напоминать окружающим о лежащем в основе нашей жизни парадоксе. Мы существуем не для того, чтобы воевать, а для того, чтобы сохранить мир. И поэтому мы должны обладать способностью сражаться и отразить военную агрессию, если мирным способом это сделать не удастся. Наши боевые навыки и мастерство являются важным фактором предотвращения войны». Представляя конгрессу США «Национальную военную стратегию», Президент Б. Клинтон говорил: «Фундаментальной целью вооруженных сил США продолжает оставаться ведение вооруженной борьбы и достижение победы в любых войнах, где бы и когда бы они ни возникали».

В правовом отношении тезис «армия - не для ведения войны» противоречит нормам Конституции, Закона «Об обороне», «Основным положениям военной доктрины» и другим государственно-правовым актам.

Короче говоря, лукавит тот, кто говорит, что армия нужна не для ведения войны. Для того, чтобы предотвратить войну, сдержать агрессора она должна быть военной силой, то есть силой, средством ведения войны. Соглашаясь с тем, что «война – насквозь политика», мы признаем еще одну линию связи политики и армии.

Вместе с тем формула «армия для ведения войны» требует разъяснения, какую армию нужно иметь государству, для ведения какой войны она создается. Объективный анализ показывает, что армия может служить завоевательным, освободительным, оборонительным, карательным, миротворческим целям и участвовать (вести) разные войны по пространственному масштабу, применяемым видам оружия, напряженности боевых действий и т.п. Здесь нет возможности для развернутого изложения того, как те или иные цели влияют на военное строительство, облик армии. Ограничимся лишь некоторыми примерами, раскрывающими, сколь по-разному подходят государства к их определению и формулированию.

В период формирования Вооруженных Сил Латвии их главная цель определялась как «контроль сухопутных, морских и воздушных границ». В военной доктрине Польши говорится, что вооруженные силы страны должны быть достаточными для того, чтобы решить в свою пользу любой локальный конфликт, в случае же возникновения военных действий, перерастающих рамки локального конфликта, «стратегия Войска Польского будет состоять в оказании как можно более длительного организованного сопротивления до момента реакции других государств и международных организаций». «Вооруженные Силы Российской Федерации предназначены для отражения агрессии и нанесения агрессору поражения, а также для выполнения задач в соответствии с международными обязательствами Российской Федерации».

В соответствии с Национальной военной стратегией вооруженные силы США «постоянно используются во всем мире для достижения двух главных целей: обеспечения стабильности и пресечения агрессии». Здесь нет слов об обороне.

Сегодня все страны мира декларируют оборонительную направленность своих вооруженных сил. Впрочем, так было всегда. «Миру не известен такой завоеватель, - писал Ш. де Голль, - который бы со всей искренностью не заявлял, что стремится к миру». Идеологизация военных приготовлений и военных действий, призванная оправдать собственные усилия и осудить деятельность противной стороны, была и остается непременным атрибутом военной политики.

Именно поэтому представляется недостаточно корректным деление войн на прогрессивные и реакционные, справедливые и несправедливые, законные и незаконные. Ведь любая война, хотя и в разном соотношении, несет в себе и добро, и зло. К тому же то, что одна сторона (или определенные силы в ней) воспринимает в положительном плане, для противоположной стороны (других сил в ней) выступает в негативном свете.

Отсюда следует, что оценочные характеристики войн и вооруженных конфликтов всегда субъективны. Разумеется, это не означает отрицания каких бы то ни было критериев в определении границ, в которых вооруженное насилие оказывается возможным, целесообразным, необходимым. Они есть и сформулированы в международном гуманитарном праве, руководствоваться которым должны и политики и военные.

В-третьих, сущностной чертой армии является вооружение. Речь идет о технических средствах насилия, или, как говорится в Законе РФ «Об оружии», «устройствах и предметах, конструктивно предназначенных для поражения живой или иной цели». Без оружия строительство и функционирование армии не имеет смысла, лишается своего содержания.

За истекшие века оружие и боевая техника претерпели огромную эволюцию и продолжают совершенствоваться. Но с момента их появления неизменным остается отделение орудий войны от орудий производства. Создание первых всегда было продиктовано стремлением нанести противостоящей стороне неприемлемый военный ущерб; они специально предназначены для непосредственного поражения людей, военной техники и других объектов противника, расположенных на театрах военных действий и вне их.

Процесс накопления и совершенствования оружия, его развитие имеет собственную логику. Ее определяют общие закономерности научно-технического прогресса, диалектика (и «конкуренция») наступательных и оборонительных средств, закон перехода количественных изменений в качественные, ориентация всех армий на внешний мир, их стремление иметь то, что есть или может быть у другой стороны.

Но реализуется эта логика не сама по себе, а в результате деятельности людей, организуемых и направляемых политическими решениями. В военно-технической области определяющую роль играет политика. Принятие на вооружение новых видов оружия и боевой техники, внедрение которых влечет за собой революционные изменения в военном деле, тем более решение об их боевом применении являются прерогативой государственной власти. Причем это относится не только, например, к ядерному оружию или пресловутой СОИ. В США в свое время Министерство вооружений настолько сопротивлялось введению автоматических винтовок, что потребовалось специальное президентское распоряжение.

Обратной стороной рассматриваемой зависимости является разоруженческий процесс, осуществляемый на основе международных соглашений и призванный освободить человечество от бремени гонки вооружений, привести к количественному и качественному ограничению оружия у отдельных стран, блоков и в мире в целом.

Государственная власть, используя экономические или административные рычаги, организует разработку, производство оружия и боевой техники, оснащение ими армии, утилизацию снятого вооружения и т.д. Характерно, что практически во всех странах одну из основных статей военного бюджета составляют расходы на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы и поставку вооружений. Обратной стороной этого направления выступают меры по конверсии и диверсификации военного производства, а также по разработке технологий двойного назначения и оперативному внедрению достижений ВПК в гражданские сферы производства.

Относительно самостоятельной частью этой деятельности выступает военно-техническое сотрудничество с иностранными государствами. В нашей стране оно рассматривается как прерогатива государства и строится на основе российского законодательства, межгосударствен-ных соглашений с участием Российской Федерации. Военно-техническое сотрудничество подчинено укреплению военно-политических позиций в различных регионах мира; получению валютных средств для государственных нужд; поддержанию на необходимом уровне экспортного потенциала страны в области обычных вооружений и военной техники; развитию научно-технической и экспериментальной базы оборонных отраслей промышленности и др. Примат политических мотивов в военно-техническом сотрудничестве подтверждается тем, что в нем в той или иной мере присутствуют командирование военных советников и специалистов, а также поставки оружия за рубеж в порядке оказания безвозмездной военной помощи.

В-четвертых, армия - организованное объединение людей. Ей свойственна достаточно стабильная и в то же время гибкая структура, специально приспособленная для ведения войны. Она органически соединяет человека и военную технику и обеспечивает четкое взаимодействие огромных масс людей, подчиненных единой воле. Благодаря этому армия превращается в относительно автономный институт, способный наличными средствами к самостоятельным и оперативным действиям по решению военных задач военными методами, в том числе в экстремальной ситуации.

Характер, механизмы, формы организации и организованности войск, как и все в жизни армии, связано с политикой. Армия – необходимый элемент государства, она выступает если не венцом, то важным символом его суверенитета. Нормой для современного государства является регулярная, кадровая армия, если даже перед ней не ставится задача обеспечения надежной и жесткой обороны по всему периметру внешних границ страны, тем более действий за ее пределами.

В любом случае армия сверхдержавы или государства-малютки выполняет еще одну особую – представительскую - функцию. Пусть армия призвана нести лишь символическую охрану границ, пусть вся армия состоит только из рот почетного караула или музыкальных команд, она венчает собой государственность и эта ее роль – сугубо политическая. Тем более значительна и важна эта функция, когда речь идет об армии, обладающей огромной боевой мощью. Совсем не случайно практически для всех государственных новообразований, появившихся в последние годы на постсоветском пространстве и во всем мире, создание собственной армии являлось одной из первейших задач.

Организационные принципы строительства и деятельности армии не являются раз и навсегда данными величинами. В разных странах и в одной и той же стране в разное время они могут меняться. Поиск оптимальных решений, обеспечивающих эффективное функционирование вооруженных сил в соответствии с их предназначением, остается постоянной задачей политического и военного руководства. Но в любом случае структура, состав, численность и другие параметры вооруженных сил имеют конституционное и/или законодательное решение.

Азбучной истиной является признание того, что закон есть мера политическая. И законода-тельное, государственно-правовое оформление вопросов предназначения и функционирования армии, военного строительства подчеркивает их политический характер. Иными словами, армия уже по самому своему определению является политическим институтом. Рассуждения же о неполитическом предназначении орудия политики, в данном случае - военной политики представляются алогичными. В этой связи, думается, трудно возразить против определения воинской дисциплины как категории политической.

Внутреннее организационное единство армии закрепляют и освящают ее внешние признаки: форма одежды, воинские ритуалы, распорядок дня, нормы общения, военная символика и т.п. Так, военная форма одежды идентифицирует и сплачивает военнослужащих, отличает их от невоенных сограждан и от военных других силовых структур своей страны и военнослужащих иностранных вооруженных сил. Она, следовательно, имеет не ритуальное, как, скажем, у судей, а практическое значение. Ее международно-правовая роль выражается в том, что комбатантом является лицо, которое, помимо другого, должно иметь ясно видимые отличительные признаки в одежде.

Трудно переоценить воспитательное и мобилизующее значение формы одежды и других символов в жизни армии. Вот что писал об этом английский историк Т. Карлайл: “Не своими ли глазами я видел пять сотен солдат, изрубленных саблями и превращенных в куски мяса за лоскут материи, который они называли своим знаменем и за который на рынке не дали бы и трех су”. Это история. А вот современность. Небезызвестный Зб. Бжезинский, будучи на Украине, выражая обеспокоенность тем, что в армии «поменяли мундиры, но остались те страшные советские шапки», специально подчеркнул: «Это может кое-кому показаться смешным, но символы в армии бывают часто сигналом к политическому действию».

В свете этого не являются безобидными бытовыми фактами ни свободная торговля военной амуницией и военными регалиями, ни повсеместное - от частной охраны до бомжей и боевиков - ношение военной формы или ее элементов (например, армейского камуфляжа) Озабоченность должна вызывать и другая тенденция, выражающаяся в том, что сами военнослужащие все реже стали носить военную форму одежды вне службы, а порою и на службе не считают это обязательным.

Само существование армии становится фактором, воздействующим на организацию как государства, так и гражданского общества. В них создаются различные институты, учреждения, объединения, призванные обслуживать армию или взаимодействовать с ней. Деятельность этих структур в одних случаях служит укреплению, консолидации общества на патриотической основе, в других ведет к его поляризации и расколу, но никогда не бывает политически нейтральной.

Таким образом, подытоживая сказанное, отметим основные линии взаимосвязи армии и политики.

Армия, во-первых, является детищем, продуктом, порождением политики. Уже само существование армии, ее предназначение, характер и принципы строительства и деятельности - есть реализация четко определенных и оформленных политических установок, политических решений, политических действий.

Во-вторых, армия выступает как средство, инструмент политики. Ее создает государство и создает как орудие реализации своей воли. Как таковая, она может использоваться политикой в различных целях, в том числе не по своему прямому предназначению, в неправедных и неправых целях.

В-третьих, армия является объектом политики. Власть и оппозиция, государство и гражданское общество активно стремятся влиять на нее.

В-четвертых, армия выступает относительно самостоятельным субъектом политики. Раскрытию этого тезиса посвящен следующий вопрос.

Место и роль армии  в политической жизни общества

Армия - это прежде всего люди. Таково пятое ее свойство, зафиксированное в энгельсовском определении Военнослужащие не могут быть чем-то вроде безотказного робота, супермена, лишенного каких бы то ни было идеалов, ценностных установок, они не могут жить, «добру и злу внимая равнодушно». Военная форма, если в какой-то мере и нивелирует их взгляды, настроения и образ жизни, вовсе не останавливает работу ума и сердца. Военнослужащие наделены сознанием, они не могут быть индифферентными по отношению к социально-политическим процессам, развертывающимся в обществе. Более того, как специфическая социальная группа они имеют свои особые потребности, проявляют заботу об их удовлетворении.

В силу этого армия - не пассивный объект политической жизни. Она не бездушный механизм, не педаль, нажатием на которую вызывается всегда один и тот же результат. Армия активно включена в разветвленную сеть политических отношений.

Во-первых, по самому своему назначению, армия ориентирована на внешний мир, внимательно следит за развитием военного дела и военно-политической обстановки в мире, стремясь не оказаться в аутсайдерах. Генеральный штаб, службы психологической обороны, военная разведка отслеживают и накапливают огромный материал, опираясь на который вырабатывают и предлагают правительству, обществу определенную линию поведения. В этой связи, например, начальник Генерального штаба Великобритании говорил: «Решение о применении силы и, если оно будет принято, выбор подходящего момента для ее применения находится в компетенции политических лидеров. Моя роль в качестве военного советника состоит в том, чтобы создать рамки, в которых такие решения могут быть приняты, подготовить возможность выбора, составить планы на случай возникновения непредвиденных обстоятельств и обеспечить, чтобы наши военные части достигли наивысшей степени эффективности».

Во-вторых, Вооруженные Силы, их институты, военнослужащие включены в разветвленную сеть разнообразных отношений с федеральными, республиканскими и местными органами власти, а также с правительствами независимых государств традиционного и нового зарубежья.

В-третьих, Вооруженные Силы тесно взаимодействуют с различного рода политическими и общественными, культурными и научными объединениями граждан, средствами массовой информации и другими звеньями политической системы общества. Как известно, армия составляет одну из сторон в системе безусловно политических военно-гражданских отношений.

Таким образом, поставить армию «вне политики» можно только на словах. Между тем в последнее время в нашем обществе предметом оживленного обсуждения стал вопрос о деполитизации армии. Свое решение существующих здесь проблем (действительных и надуманных) предлагают многие: и разные социальные силы, и политические движения. Практически все они рассматривают политическую сущность армии как качество, которое можно сохранять или отменять по своему усмотрению. Между тем, это - объективная данность. Она не зависит от желания и воли ни отдельных людей, ни их организаций, партий.

Деполитизация есть процесс ослабления, преодоления, нейтрализации или ликвидации политических начал (политической сущности, политического характера, политической роли и т.д.) в тех или иных явлениях, процессах, в нашем случае - армии. Процесс деполитизации может быть результатом и объективных обстоятельств и субъективным требованием определенных социаль-ных групп, искренне или спекулятивно стремящихся к ослаблению политического содержания в тех или  иных сферах жизни, общественных институтах или видах человеческой деятельности. Скажем, вполне понятна деполитизация профессиональной подготовки специалиста, например, горного дела; деполитизация уголовного права, снимающая с противоправного деяния ярлык политического преступления; деполитизация трудового коллектива, который не должен заботится о повышении политической сознательности своих членов. Но что собой представляет, чем должна быть деполитизация армии? От какой политики и как надлежит ее освобождать?

Существование, вся жизнедеятельность армии суть политика. Требование ее деполитизации теоретически несостоятельно: его реализация возможна только с формированием неполитического общества, в котором армия не нужна, или с созданием невоенизированных, демилитаризованных сил быстрого реагирования, которые не могут рассматриваться как армия. К тому же ни то, ни другое в обозримой исторической перспективе немыслимо.

Само словосочетание «деполитизированная армия» так же бессодержательно, как вечный двигатель, сухая вода или красная белизна. Армия, поскольку и пока она существует, ни на миг не может быть оторвана от политики, всегда и всюду выступает как ее неотъемлемый атрибут. Вопрос в другом: какой политике служит армия, кому принадлежит политическое руководство ею, кто и как формирует политическую ответственность личного состава перед государством, народом. Политический характер армии, ее политическая роль в обществе могут коренным образом меняться, однако превращение ее в политически нейтральную силу абсолютно исключено.

«Деполитизированная» же армия становится непредсказуемой силой, которая может оказаться в руках различных, в том числе и деструктивных, экстремистских кругов. Призывы к деполитизации армии на деле означают стремление освободить ее от одной политики в пользу другой.

В чем практический смысл формулы «армия вне политики»? Ответить на этот вопрос достаточно легко, если брать экстремальную ситуацию, когда все связи предельно обнажены и заострены, а их нарушение, тем более разрыв заявляет о себе самым различным, но всегда драматическим, а то и трагическим образом. Итак, попытаемся сформулировать конечные практические установки, логически вытекающие из принципа «армия вне политики».

Для законодателя это означает, что армия не должна, не может иметь собственной позиции, собственных интересов. Всякое заявление ею каких бы то ни было требований, а тем более разработка проектов и обсуждение текстов законодательных актов есть вмешательство в политику, а потому предосудительно. Но отстранение военных профессионалов от решения военных проблем грозит некомпетентностью принимаемых решений.

Для органов и должностных лиц исполнительной власти этот принцип выводит армию из сферы их повседневной политической деятельности и внимания. Так формируется позиция самоустранения власти от разработки и реализации военной политики, от руководства военным строительством.

Для военачальника стремление скрупулезно следовать требованию «армия вне политики» выразится в готовности либо выполнить любой приказ, не вникая в его политический смысл, либо наоборот, не выполнять никаких приказов, поскольку они всегда имеют политические цели и последствия. Нетрудно понять, что и то и другое чревато крайне негативными последствиями.

Рядового воина или строевого офицера критикуемый лозунг освобождает от обязанности действовать в «горячих точках», где имеет место политическая борьба. Более того, он если не низводит на нет, то резко сужает границы воинского долга. Ясно ведь, что нельзя одновременно «принимать меры к предотвращению политизации воинских коллективов» и «доводить до военнослужащих официальную государственную точку зрения по коренным вопросам общественно-политической и экономической жизни, международной обстановки и военного строительства».

Но, может быть, под теоретически неудачным термином общественному мнению, политическому и военному руководству страны предлагаются назревшие и практически осуществимые шаги, способные стабилизировать обстановку в стране, наполнить реальным содержанием провозглашенный курс на военную реформу? Увы, и с этой точки зрения рассматриваемое требование во многом уязвимо, а потому вряд ли может быть безоговорочно принято. В самом деле, давайте рассмотрим его конкретные практические рекомендации. Их несколько.

Первая - исключить в армии деятельность любых политических партий. Мировой опыт знает разные решения в отношении партийности военнослужащих как частных лиц - от обязательного членства в правящей партии, до запрета на военную профессию по партийно-политическим мотивам. Он же убедительно свидетельствует: в условиях многопартийности армия – совершенно не подходящая среда для партийного строительства. В воинских коллективах не должно быть никаких партийных организаций. Но объективно необходимая и оправданная департизация армии не есть ее деполитизация.

Другое требование «деполитизации» - упразднить политорганы и политическую работу в Вооруженных Силах. Здесь оказались совмещенными разные вещи. Политические органы как проводники линии правящей партии в армии и на флоте – это одно. В армии правового демократического государства их не должно быть. Совсем другое - работа по формированию у личного состава определенных представлений о воинском долге и готовности в любой обстановке выполнить его, неотъемлемой частью которой являются политическое информирование и моральная ориентация военнослужащих, по сплочению и мобилизации воинских коллективов на решение стоящих перед ними задач – политическая работа в точном смысле этого слова.

Ни одна армия мира, ни в далеком прошлом, ни сейчас не пренебрегала работой с людьми. Для ее организации и ведения создаются специальные институты, профессионально занятые вопросами воспитания личного состава, укрепления морального духа войск. Они могут называться по-разному, различаться по своим структурам, штатам, задачам и способам их решения. Но в любом случае речь идет о работе с людьми, их политической ориентации. Отрицание необходимости такой работы и таких институтов не выдерживает критики.

Еще одна цель - предотвратить включение армии в качестве самостоятельной политической силы в развертывающуюся в обществе политическую борьбу, ее контроль за деятельностью государственных и общественных структур, а также использование армии кем бы то ни было как силы в межпартийной борьбе. Исходным, основополагающим должен быть принцип, согласно которому совершенно недопустимы какие бы то ни было самостоятельные действия войск, то есть осуществляемые по их инициативе и по собственному плану, а равно втягивание регулярных войск в боевые действия противоборствующих группировок.

Такая цель, бесспорно, демократична. Не должны армейские подразделения строем, тем более с оружием и боевой техникой участвовать в политических митингах или навязывать обществу собственные порядки. Дело однако в том, что задача эта решается в результате не деполитизации, а политизации армии. Невозможность ее дискреционных действий, произвольного использования вооруженных сил обеспечивается четким и ясным законодательством, детально определяющим порядок и правила применения войск, в том числе в нестандартных ситуациях и чрезвычайной обстановке. Только так можно обеспечить жесткую интеграцию армии в политическую систему государства, поставить ее под контроль государства и гражданского общества и сделать совершенно невозможными какие бы то ни было самостоятельные действия войск, то есть осуществляемые по их инициативе и по собственному плану, а равно втягивание регулярных войск в боевые действия противоборствующих группировок.

Между тем такая опасность существует. В определенных условиях армия может приобретать и гипертрофированный характер, когда «выходит из казарм» для того, чтобы диктовать свои условия гражданскому обществу. Это – дисфункциональные действия армии. Теоретически возможны разные позиции, когда ее возможности используются не по назначению.

Первая - армия превращается в самодовлеющую силу, выходит из подчинения правительству, совершает военный переворот и берет на себя функции управления страной.

Вторая - армия попадает под влияние тех или иных социальных, национальных сил, либо политических течений и используется ими для реализации собственных, своекорыстных целей.

Третья - дискредитировавшее себя руководство страны, потеряв моральное право и возможность руководить, пытается обезопасить себя, «дисциплинировать» народ с помощью армии. Армия, создаваемая для защиты народа, в этом случае превращается в его надсмотрщика.

Четвертая - армия используется для пресечения массовых общественных беспорядков, то есть выполняет функции охраны, поддержания правопорядка в обществе. Частным случаем этого является привлечение воинских подразделений, например, для обеспечения контроля за торговой реализацией продовольствия.

Пятая - в условиях, когда военные городки и казармы подвергаются блокаде и вооруженным нападениям, армия вынуждена предпринимать самостоятельные действия, чтобы защитить безопасность военнослужащих, членов их семей, а равно системы жизнеобеспечения войск, без чего Вооруженные Силы не могут выполнять возложенные на них задачи по защите Родины.

Шестая - политическая нестабильность, когда руководители разных стран, тем более разные региональные или функциональные структуры власти одной страны принимают взаимоисключающие решения или не принимают никаких решений, ставит армию, ее соединения и части перед необходимостью выбора, кому подчиняться и что делать. Так появляется опасность растаскивания властных функций центра в военной сфере.

Седьмая - армия становится базой организации, комплектования и оснащения различных неконституционных военных формирований. Это грозит «махноизацией» Вооруженных Сил, что чревато самыми серьезными последствиями.

Опасность такого развития событий теоретически вполне допустима. Однако выводить ее из внутренних свойств армии было бы ошибочно. Еще Н. Макиавелли говорил: «Тирана создает не свое войско, подчиненное своему же гражданину, а дурные законы и плохое управление; именно они навлекают на город тиранию. При хорошем управлении бояться своего войска нечего».

Во всех семи случаях, когда армия «выходит из казарм», будь то даже во имя самых гуманных целей, она занимается не своим делом. В результате этого возникает и накапливается отчуждение между армией и обществом, порою вырастающее до их противостояния, что идет во вред и обществу и армии. Практические проблемы возникают в кризисных ситуациях, когда в повестке дня стоит выработка новых подходов, когда в обществе происходит переоценка ценностей, когда сложившееся статус-кво не воспринимается общественным сознанием как само собой разумеющаяся данность.

Кстати сказать, в рассуждениях о допустимости так называемой внутренней функции армии, о праве правительства применять войска против народа производится двойная подмена тезиса.
Во-первых, никогда не бывает так, чтобы весь народ оказался по одну линию раскола, а весь «не народ» - по другую. Нельзя забывать также, что армия – это тоже часть народа. Во-вторых, речь должна идти не о том, допустимо ли привлекать армию для развертывания военных действий на территории собственной страны, а о допустимости самих этих действий. Ведь гражданскому населению нет никакого дела до того, войска какого ведомства осуществляют операции против него.

По сути, провокационный характер имеют и рассуждения «о неясности ответа на вопрос, с кем будет армия, если возникнут новые коллизии в обществе». Они не только нагнетают страхи перед грядущими потрясениями, но и подталкивают различные силы к борьбе за перетягивание армии на свою сторону. Что можно сказать в этой связи?

Теоретически есть несколько вариантов действий армии: поддержать одну из противоборствующих сторон, выступить в качестве третей силы, занять нейтральную позицию стороннего наблюдателя, расколовшись, укрепить своими силами обе противоборствующие стороны. Какой бы линии не придерживалась армия, это будет политическая позиция. При этом следует отдавать отчет в том, что политическая роль армии проявляется не только в ее действиях, но и в неучастии ее; нейтралитет для армии имеет политическое содержание. Единственно законная стратегия и тактика вооруженных сил - быть на стороне демократически избранных высших органов государственной власти. Сложность в том, что законность и легитимность в подобных ситуациях не всегда совпадают.

Не все бесспорно и в оценке армии как гаранта стабильности общества. Здесь, по крайней мере, три позиции, которые должны быть специально проговорены.

Позиция первая. Что есть стабильность, к обеспечению которой призывают армию? Тоталитаризм часто бывает достаточно устойчив. Имеет ли право народ выступить против тирании, которая, как известно, всегда загораживается от него броней? И если такое выступление состоялось, например, в форме массовых, антиправительственных, но мирных действий, должна ли армия выступать для их пресечения, как в Новороссийске в 1962 г. или в Тбилиси в апреле
1989 г.?

Иными словами, когда нестабильность в обществе связана с конфронтацией власти и народа, как обеспечить стабильность: давлением на власть («Армия, спаси народ!») или дисциплинированием народа («Армия, не стреляй в народ!»)? Как видим, это логически тупиковая ситуация. Ее возникновение означает, что исходный тезис сформулирован не верно: армия - гарант стабильности не общества, а власти.

Позиция вторая. Стабильность общества зиждется на гражданском согласии с существующим порядком принятия политических решений и необходимостью следования соответствующим образом принятым решениям, соблюдения законности. И то и другое означает легитимность политической власти, которая освящается Конституцией и законодательством страны. Следовательно, поддержание стабильности предполагает сохранение конституционного строя и сложившегося правопорядка в стране. Однако Конституцию надо уважать не потому, что она хорошая, а потому что она действующая. И совсем нетрудно представить ситуацию, когда политическая динамика поставит в повестку дня вопрос об изменении, а то и замене Конституции. Должна ли армия (а если должна, то на каком этапе и в каких формах) пресекать чью бы то ни было активность в этом направлении? И вновь ситуация, разумного выхода из которой нет.

Позиция третья. По решению законного правительства армия может и должна применяться для пресечения вооруженных конфликтов, любого противоправного вооруженного насилия на Государственной границе или в пределах территории Российской Федерации, угрожающих ее жизненно важным интересам. Не станем выяснять рамки, очерчивающие такие интересы. Но если дело дошло до военных действий в интересах восстановления правопорядка в государстве, защиты его национального единства или территориальной целостности, приходится признать, что армия не является гарантом стабильности: она допустила ее нарушение.

А события августа 1991 г., октября 1993 г., военные действия в Чечне свидетельствуют, что активное включение армии в политику отнюдь не снимает внутреннюю напряженность. Они показывают, что критерии оценки ситуации и роли армии далеко не очевидны. В этой связи принципиальное значение имеет разработка основополагающих принципов военного строительства и строгое следование им в практической деятельности военно-политического руководства, всех командиров и начальников.

Мировая практика выработала различные механизмы, обеспечивающие политическую стабильность армии, ее верность своему правительству. К ним, в частности, относятся: конституционные и законодательные акты, определяющие статус и правовые основы деятельности армии, военнослужащих; подчиненность армии законодательным и исполнительным органам государственной власти; парламентский и общественный контроль за ее деятельностью; отбор и подготовка офицерских кадров; политическое воспитание личного состава; транспарантность армии для общества и др. Правда, эти традиционные механизмы не всегда срабатывают, что лишь подчеркивает необходимость поиска новых, более действенных рычагов политического контроля над армией.

ВОЕННОЕ УПРАВЛЕНИЕ: ПОЛИТОЛОГИЧЕСКИЙ РАКУРС

Понятие «военное управление» (властно-распорядительная функция органов государственной власти и должностных лиц по управлению людьми, занятыми военной деятельностью) давно закрепилось в научном и политическом языке. Одно из первых его толкований можно найти в «Энциклопедии военных и морских наук» конца XIX в. «Управление военное, - говорится там, - обнимает многочисленные и разносторонние отрасли, для заведования коими учреждаются соответствующие специальные органы…» Широко оно употребляется и в современных официальных документах, например, в Военной доктрине РФ, Федеральных Законах Российской Федерации «Об обороне», «О военном положении» и др. Правда, по духу, а часто и по букве закона речь идет о паре «органы государственной власти и военного управления», или иными словами, об институте управления Вооруженными Силами, другими войсками, воинскими формированиями и органами.

Часто предметом анализа военного управления, если не исключительно, то преимущественно являются вопросы управления войсками. Быть может, логически завершенную формулу этого подхода предложил А.Г. Ермишян. По его мысли, военное управление (в идеале) является составной частью военного искусства, обеспечивается созданием и функционированием военных открытых организационно-технических и автоматических систем управления различного назначения и характера. Ермишян считает, что органами военного управления являются штабы воинских формирований, а также специальные органы – непосредственные исполнительные подразделения, группы или отдельные должностные лица этих штабов. Но если эту фразу понимать буквально, то даже командир, которому подчинен штаб, выводится за рамки системы военного управления.

Однако военное управление - значительно более широкая категория. Ее полное и всестороннее освещение еще не получило должного освещения в литературе. Достаточно сказать, что нет посвященной этому понятию статьи ни в двухтомном Военно-энциклопедическом словаре, выпущенном издательством «Большой российской энциклопедии», ни в издаваемой Военной энциклопедии, семь из восьми томов которой уже вышли в свет. Военное управление предстает как многогранное, многофакторное и многофункциональное явление и уже в силу этого выступает объектом исследования различных отраслей знания: философии и психологии, социологии и педагогики, истории и эргономики, информатики и юриспруденции и т.д. Военно-управленческие проблемы разрабатываются также в рамках исследования операций, теории игр, менеджмента, имиджелогии, маркетинга и многих других прикладных дисциплин.

Свой вклад в изучение военного управления вносит и политология. У нее есть собственный ракурс анализа, в котором можно выделить такие направления: влияние политики на характер, содержание и методы военного управления (политическая детерминация военного управления); политические аспекты военно-управленческих решений (политическое содержание военно-управленческой деятельности); место и роль военного управления в деятельности различных политических акторов (военные императивы политики); военное управление как инструмент реализации политики и фактор повышения ее эффективности (военная политика).

Для того, чтобы последующий разговор был предметен, представляется необходимым определиться в исходных понятиях.

Управление - вид человеческой деятельности, заключающийся в сознательном и целенаправленном воздействии на людей, объекты и – через них – на процессы в интересах придания им желательных параметров функционирования и развития (характера, направленности, динамики и т.п.). Эпитет «военное» характеризует все, связанное с войной и армией, относящееся к войне и армии. А военное управление есть властно-распорядительная функция органов государственной власти и должностных лиц (шире – политических акторов) по управлению людьми, занятыми военной деятельностью. Оно представляет собой особый тип социального регулирования, обеспечивающего создание, сохранение и развитие военной организации
(в широком смысле слова), в количественном и качественном отношении соответствующей реальным угрозам, а также поддержание режима ее деятельности.

Военной деятельностью в государстве заняты лица, функционально и организационно входящие в его военную организацию: а) личный состав вооруженных и военизированных государственных формирований, в том числе иррегулярных; б) представители органов государственной власти и управления, непосредственно занимающиеся вопросами обороны и безопасности страны; в) работники предприятий и учреждений, полностью или частично занятые созданием оружия, боевой техники и обеспечением ими вооруженных сил; г) сами учреждения и органы, относящиеся к военной организации государства.

В этом смысле вполне правомерно выделение военно-хозяйственной, военно-финансовой, военно-научной, военно-административной, военно-педагогической и других видов военной деятельности. Необходимо, однако, иметь в виду, что военный характер они приобретают не потому, что ими занимаются военные люди (можно привести сколько угодно примеров включения в военную деятельность сугубо гражданских лиц и институтов), а потому, что развертываются в интересах обеспечения эффективной боевой подготовки в мирное время и успешного ведения военных действий или специальных операций в случае военного конфликта, которые (боевая подготовка и военные действия) составляют системообразующий элемент военной деятельности, всех ее видов. Отсюда следует, что, с одной стороны, военная деятельность не сводится исключительно к ведению вооруженной борьбы или, как пишет один из авторов, «совокупности организованного применения сил и средств для достижения поставленных целей» и, с другой стороны, не вся деятельность военных, в том числе управленческого звена носит военный характер. Характерно, что в плане проведения общего собрания (военно-научной конференции) Академии военных наук в числе основных вопросов, вынесенных на рассмотрение и обсуждение был поставлен и такой: «Возросший удельный вес и значение социально-политических, экономических, информационных, военно-технических компонентов в организации и осуществлении военного управления».

С. Хантингтон в свое время поставил вопрос: «Существует ли какое-либо специальное умение, присущее всем военным офицерам, но не свойственное ни одной из гражданских групп?» Отвечая на него, он писал: «Особый талант офицера проявляется в руководстве, управлении и контроле организованной массой людей, чьей основной функцией является применение насилия». Еще более жестко эту мысль сформулировал А. Владимиров: «Военный профессионал - это специалист по управлению насилием и им может быть только офицер». С такой категоричностью трудно согласиться.

Во-первых, важнейшие решения по применению вооруженного насилия принимают не профессионалы-офицеры, а политики. Причем речь идет не только о стратегических решениях и высшем военном руководстве страны. Есть немало ситуаций, когда действия командира оперативного и даже тактического звена регламентируются политическими соображениями.

Во-вторых, офицер - лицо командного состава вооруженных сил, как говорится, кадровый военный. Но управлять применением насилия может и младший командир и даже (в народном ополчении, партизанской армии и т.п.) не военный человек.

В-третьих, способность, право и обязанность принимать решение на бой, управлять боем не исчерпывает особенность офицерской, шире – военной профессии. Есть области военной сферы, непосредственно с применением насилия не связанные (создание и поддержание оборонной инфраструктуры, медицинское обеспечение, пенсионная служба, воспитательная работа, связь с общественностью и т.д.). Кстати сказать, это понимает Хантингтон и потому подчеркивает, что деятельность военного офицера отличается от других специалистов, существующих в вооруженных силах. «Тех людей, которые, подобно врачам, не владеют мастерством «управления насилием», но являются членами офицерского корпуса, обычно отличают особые титулы и знаки различия, и они не допускаются на командные должности». Однако военный врач, военный инженер, военный юрист, воспитатель и т.д. не только отличаются от командира (военного офицера), но и имеют общее с ним, отличаясь от гражданского врача, инженера, юриста и т.д. Предназначение, характер вооруженных сил обусловливают те особые обязанности, сферы ответ-ственности, требования и стандарты, которые должны соблюдаться всеми военнослужащими.

Военная деятельность, повторим, не сводится только к применению военного насилия. Соответственно этому и военное управление распространяется на различные сферы, в нем есть моменты экономического и политического, организационного и технологического, правового и педагогического и т.д. характера. С ним органически связаны виды и направления, которые развертываются в военной сфере, но непосредственно не относятся к ведению военных действий и не являются военными в буквальном смысле этого слова. Семантически эти виды обозначаются сложными словами, в которых их основное содержание подчеркивается вторым словом: военно-хозяйственное, военно-финансовое, военно-административное и т.д. виды управления. Ту же часть управления, которая связана с подготовкой и применением насилия, называют без приставки «военное»: стратегическое, оперативное, боевое и т.д. управления.

Соответственно этому, объектами военного управления выступают оборонная сфера и военная организация государства и, следовательно, население, территория, экономика, страны, вся система общественных отношений и институтов, определенным образом упорядочиваемых в интересах обеспечения военной безопасности. При этом управленческие усилия концентрируются на Вооруженных Силах, других войсках, воинских формированиях и органах. Их непосред-ственным и прямым объектом выступают военнослужащие и граждане.

В военном управлении неуместны как узковедомственная замкнутость, которая амбициозными претензиями на исключительность и непогрешимость прикрывает свой консерватизм, так и непрофессионализм дилетантов, всегда готовых к сомнительным новациям. Разработка и осуществление новых решений в этой области должны быть результатом равноправного диалога политических и военных деятелей, гражданской и армейской общественности. На годичном общем собрании АВН специально подчеркивалось «многообразие и сложность управленческих вопросов и проблем и необходимость в связи с этим сочетания военных и гражданских специалистов». При этом, однако, нельзя допускать, чтобы предметом политических дискуссий становились сугубо профессиональные вопросы, относящиеся к внутренней компетенции военного руководства.

Семантически эпитет «военное» в словосочетании «военное управление» несет двоякую смысловую нагрузку. Так говорят об управлении обществом, которое осуществляется военными органами и их должностными лицами или военными методами. Это всегда «нештатная», не свойственная демократическому государству ситуация. Однако «нештатная» не означает противоправная. В определенных случаях военное управление носит законный характер, имеет правовую основу. К таким случаям, в частности, относятся:

a)      властные полномочия органов военного управления на территории, где ведутся военные действия или объявлено военное положение. Так, Федеральный Закон РФ «О военном положении» предусматривает, что режим военного положения осуществляется органами государственной власти и органами военного управления, а на территории, где ведутся военные действия, может быть указом Президента РФ возложено на органы военного управления. При этом «граждане обязаны выполнять требования … органов военного управления», что расширяет полномочия последних, сферу их компетенции за рамки Вооруженных Сил.

b)      властно-распорядительные меры военной администрации по мобилизационной работе, гражданской обороне, допризывной подготовке молодежи и т.п. Министерство обороны РФ в соответствии с действующим законодательством координирует деятельность федеральных органов исполнительной власти, органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации по вопросам обороны, а военные комиссариаты, например, предназначенные для организации и проведения военно-мобилизационной и учетно-призывной работы и создаваемые министерством обороны как местные органы военного управления, работают на правах управлений (отделов) соответствующих органов государственной власти и местного управления

c)      деятельность оккупационных войск на занятой территории. В соответствии с Гаагской конвенцией 1907 г., территория считается оккупированной, когда она фактически находится под властью вооруженных сил противника. Международное гуманитарное право определяет права и обязанности оккупирующей державы по отношению к местному населению, администрации и т.д.

Однако бывают ситуации, когда военное управление утверждается и действует в нарушение демократических норм и процедур. Примерами такого рода могут служить открытая военная диктатура; милитаризация (военизация) органов власти и управления, экономики и всей общественной жизни; включение военных в структуры власти и т.п.

Во-вторых, военное управление есть управление военной организацией страны, людьми и структурами занятыми военной деятельностью. Б.М. Шапошников, не понаслышке знавший функции и возможности как армии, так и ее штаба, который он назвал мозгом армии, писал: «Руководство подготовкой к войне на политическом и экономическом фронтах должно быть представлено особым органом государства, а не армией, и отнюдь не генеральным штабом.
В общем и целом войну подготавливает, ведет ее и несет ответственность за успех или неудачу не генеральный штаб, а правительство, которое само по себе или через особый орган (совет обороны) цементирует подготовку на различных линиях». О том же уже в наши дни пишет М.А. Гареев: «Вопросы военно-политического руководства вооруженной борьбой не могут возлагаться на Генеральный штаб».

Военное управление имеет несколько уровней или видов, форм.

1. Военная политика. Ее главный смысл и предназначение - определение возможности и пределов применения военного насилия в политических целях, организация и руководство военным строительством, разработка и реализация Планов применения Вооруженных Сил, территориальной и гражданской обороны, перевода органов власти и экономики страны на работу в условиях военного времени, заданий по накоплению материальных ценностей государст­венного и мобилизационного резервов Российской Федерации, других оборонных программ. Военная политика в интересах создания и поддержания, а при необходимости использования военной силы оказывает регулирующее воздействие, а в определенных случаях в известной мере подчиняет себе экономику и администрацию, культуру и науку, системы образования и здравоохранения, организуя их в интересах решения задач с использованием военной силы. Ее практическая сторона охватывает принятие решений, разработку планов и программ развития военной сферы; создание и поддержание необходимой военной мощи страны; комплектование ВС и др. войск, обеспечение их боевой и мобилизационной готовности; создание оперативно-стратегических группировок; налаживание взаимодействия ВС, др. войск, органов и военизированных формирований; организацию производства оружия и боевой техники; мобилизационную подготовку органов власти и управления, предприятий, учреждений и организаций; создание и развитие оборонной инфраструктуры; оперативное оборудование территории; формирование морально-психологической готовности граждан к защите страны; создание и накопление мобилизационных ресурсов и резервов; осуществление мероприятий гражданской и территориальной обороны; международное военное сотрудничество в интересах национальной и международной безопасности; правовое регулирование оборонной и всей военно-политической деятельности; организация гражданского контроля над военной сферой и др.

2. Управление войсками. Это - деятельность командующих, командиров, штабов и других органов управления по поддержанию постоянной боевой готовности войск (сил), подготовке операций (боевых действий) и руководству войсками (силами) при выполнении поставленных им задач. Она включает в себя: (а) непрерывное добывание, сбор, изучение, отображение, анализ и оценку данных обстановки; (б) принятие решения на операцию (бой); (в) постановку задач войскам (силам); (г) планирование операции (боя); (д) организацию и поддержание взаимодействия и всех видов обеспечения; (е) организацию управления; (ж) подготовку подчиненных органов управления и войск (сил) к боевым действиям; (з) организацию контроля и осуществление помощи подчинённым командующим (командирам), штабам, войскам (силам); (и) непосредственное руководство действиями войск (сил) при выполнении ими боевых задач.

3. Управленческая деятельность военных кадров. Право и обязанность принимать решение на бой и управлять боем не исчерпывает управленческие функции военных кадров. Им принадлежит решающая роль в реализации и таких задач Вооруженных Сил, сформулированных в официальной публикации Министерства обороны РФ, как организация и ведение информационного противоборства; предупреждение и пресечение диверсий и террористических актов; предупреждение экологических катастроф и других чрезвычайных ситуаций, ликвидация их последствий; привлечение военной науки к выработке и экспертизе военно-политических решений через соответствующие комитеты Государственной Думы и Совет Безопасности; совершен-ствование пенсионного обеспечения военнослужащих; реабилитация инвалидов военной службы; военно-патриотическая работа среди граждан, прежде всего молодежи; участие в решении проблем беспризорных и безнадзорных детей и т.д. Да и организация повседневной жизни войск требует массы управленческих решений, непосредственно не связанных с применением вооруженного насилия или обеспечением его.

4. Морально-психологическое обеспечение деятельности войск. Степень психологической устойчивости личного состава, его моральной готовности к ведению боевых действий является неотъемлемой частью и необходимым условием боеспособности войск и в этом смысле морально-психологическое обеспечение является составным элементом управления войсками. Вместе с тем эта область деятельности шире управления войсками. «Бремя войны, - писал в начале прошлого века военный деятель и теоретик А.Е. Снесарев, - не может нести одна только часть населения, то есть военные, а должно нести все население и для этого … оно должно пройти не только ту стадию технического военного образования, которая неизбежна в случае войны, оно должно понять и продумать ее духовную сторону, понять ее неизбежность, важность, оценить ее государственный смысл, то есть осмыслить философию войны». Практически о том же говорится в официальной публикации Министерства обороны Российской Федерации: «Высокий боевой дух и моральная сила военнослужащих вдруг и сразу не возникают. Они представляют собой результат сознательного, целенаправленного и систематического воздействия на мировоззрение, интеллект, мораль и психику как всего народа, так и отдельных граждан. Эти качества формируются не группой узких специалистов, приставленных специально для воспитания людей. Они возникают в семье, а затем терпеливо взращиваются, поощряются и совершенствуются многими институтами государства, общественными организациями, средствами массовой информации». На морально-психологическое состояние военнослужащих оказывает влияние общественно-политическая обстановка в стране и деятельность СМИ, общественных и религиозных объединений, культурно-просветительских организаций и т.д.

На всех четырех уровнях военное управление предстает как деятельность, обусловленная возможностью войны и существованием армии. Но война и армия по сути своей – явления политические, поэтому и военное управление не может не иметь политического характера, политического содержания. Не все в нем вписывается в политические параметры: есть немало оперативно-стратегических, организационно-технических, административных, хозяйственных и других задач неполитического характера. Тем не менее, характерно, что в Военной доктрине Российской Федерации первый из трех разделов называется «Военно-политические основы», а уже в упоминавшемся документе Министерства обороны подчеркивается необходимость на федеральном уровне разработать и реализовать программу военно-политического просвещения российских граждан и военно-политического образования военнослужащих, что позволило бы каждому гражданину ясно понимать, как возникают, ведутся, к чему приводят войны и во что они обходятся народам и государствам.

То, что находится в рамках политического, исследуется политологией. Политология есть наука о политике. Это самостоятельная научная и учебная дисциплина, имеющая свой четко очерченный предмет исследования и изучения. Вместе с тем, этим понятием обозначается определенный дискурс, или парадигма анализа явлений и процессов, выявляющих их двустороннюю связь с политикой. В словосочетании «политология военного управления» термин политология означает не науку, а свойственные ей процедуры и результаты исследования. В более развернутой и точной формуле надо было бы говорить о политических слагаемых военного управления. Кстати сказать, именно в этом смысле правомерно используются словосочетания «философия военного управления», «социология военного управления», «психология военного управления», «культура (культурология) военного управления» и т.д. Что есть «политическое»? Чем определяется и в чем выражается его природа, его специфика по сравнению с явлениями неполитическими? Как политическое обнаруживает себя и проявляется в сфере военного управления?

Есть несколько альтернативных подходов в толковании связи политики и управления и соответственно в понимании политического содержания управления.

Для первого характерно разделение и в некотором смысле противопоставление политики и управления. Его сторонники полагают, что политика - дело небольшой группы лиц, стоящих во главе государства (верхов), а управление – функция организационных структур, находящихся вне политики. В западной политической мысли эта идея выражена в формуле: «политикой занимаются политики, а управлением - чиновники». При этом имеется в виду, что к управлению относится принятие важных для общества решений, а к политике - обеспечение их легитимности. Между тем, как пишет О. Шабров, чиновник, через действия которого государство распоряжается судьбами людей, функционирует не в воображаемом политическом вакууме. Как обыватель, он подвержен влиянию общественного мнения, собственных политических пристрастий, матери-альной заинтересованности. Как функционер, он включен в осуществление той политики, которая на данный момент объявлена государственной. Применительно к военному управлению об этом писал в начале прошлого века русский военный мыслитель А.М. Волгин: «Менять законы – не дело армии; ее дело одно – охранять те законы и тот государственный строй, которые существуют «сегодня». Армия должна охранять их до того дня, когда законная власть отменит «сегодняшний» закон и заменит его новым, тогда армия будет охранять этот новый закон или порядок».

При втором подходе в системе управления выделяют особую часть – политическое управление, под которым понимается регулирование властных отношений, в конечном счете, концентрирующихся вокруг вопросов устройства и функционирования государства. В этом смысле политическое управление отличается от других видов управления, по принципу, разделяющему политику и экономику, политику и право, политику и войну и т.д. Ему, по мысли последователей этого подхода, свойственны специфические политические слагаемые и методы управления: слушания, переговоры, заявления, соглашения и т.п. Они считают, что политическое управление вырабатывает и реализует приемлемые всеми политическими акторами решения, основанные на консенсусе или компромиссе. Здесь нет места принуждению, силовому давлению или сдерживанию. Такое понимание политического управления перекликается с идеей М. Вебера, который видел в политике не применение власти, а лишь «стремление к участию во власти или к оказанию влияния на распределение власти»... Из него следует, например, признание того, что педагогическими методами политические проблемы не решаются, или требование отказа от административных методов в политике.

Слов нет: организация жизнедеятельности общества политическим управлением не исчерпывается. Очень многое в ней обеспечивается структурами и механизмами неполитического управления. Принуждение по отношению к преступникам, управление дорожным движением, определение организационной структуры воинской части или распорядка дня в ней, как и очень многое другое, сами по себе лишены политического содержания. Однако давно сказано, что нет ничего, что в той или иной мере не относилось бы к политике, как нет и ничего, что полностью входило бы в политику. Граница между политическим и неполитическим управлением не столь уж непроницаема. Ее размытость объясняется, во-первых, тем, что политическая власть порою берет на себя регулирование вопросов, к системе властвования не относящихся. Во-вторых, неурегулированность или неадекватное регулирование частных вопросов может стать причиной общественного беспокойства и потребовать вмешательства политики.

Политическое управление не может абстрагироваться от того, что в политике главное – деление людей на противоположные группы в их отношении к власти, ее формированию, организации, отправлению. Ни одно управленческое решение не может одинаково затрагивать разные группы населения. И совсем не случайно государство в своей политике во внутреннем плане не в последнюю очередь опирается на право и органы принуждения, а во внешнем – обеспечивает суверенитет и территориальное верховенство, в том числе способностью защитить их военными средствами. В то же время любое чисто экономическое, чисто административное, чисто экологическое и т.д., а в данном случае чисто военное управленческое решение имеет то или иное политическое содержание. Политический характер проблема и ее решение имеет, если она: (1) касается вопроса государственной власти; (2) затрагивает интересы и входит в сферу внимания широких масс населения; (3) имеет юридическое измерение и требует правового определения и решения; (4) публичная власть, ее структуры и лица признают за собой право решать эту проблему или массы требуют от них такого решения; (5) граждане проявляют к ней свое отношение через традиционные механизмы политического участия; (6) становится объектом (предметом) соперничества и борьбы за власть разных политических групп.

Сказанное в полной мере относится к военному управлению. В системе военного управления тесно взаимосвязаны, хотя и обладают относительной самостоятельностью, политика и стратегия, оперативные и административные функции. По крайней мере, в разработанном ОБСЕ Кодексе поведения, касающегося военно-политических аспектов безопасности, говорится о том, что каждое подписавшее его государство будет постоянно обеспечивать и поддерживать эффективное руководство и контроль над своими военными и военизированными силами и силами безопасности со стороны конституционно учрежденных органов власти, обладающих демократической легитимностью, и создавать рычаги, позволяющие обеспечить выполнение такими органами возложенных на них конституционных и правовых обязанностей.

Политическое в военном управлении заключается в следующем.

Во-первых, содержание и характер военного управления, его направления и масштабы, как и многие другие параметры, «задаются» политикой. Именно она определяет предназначение армии, ее функции и задачи, порядок и правила ее применения, в том числе в случаях, не связанных с обеспечением военной безопасности. Решение о применении силы и, если оно будет принято, выбор подходящего момента для ее применения находится в компетенции политических лидеров. Военное управление служит реализации принятых ими решений. В его сферу входит создание рамок, в которых такие решения могут быть приняты, подготовка возможности выбора, составление планов на случай возникновения непредвиденных обстоятельств и обеспечение наивысшей степени эффективности военной организации и вооруженных сил как ее ядра. При этом политические установки обусловливают не только цели военного управления, но и его принципы, конкретные задачи, методы и т.д.

Понятно ведь, что возможности и пределы военного управления существенно разнятся в условиях, когда политика ориентирована на подчинение всей жизни страны задаче создания и обеспечения армии («первоочередность в удовлетворении нужд обороны», «пушки вместо масла») и когда она стремится решить социально-экономические проблемы общества за счет свертывания оборонных усилий государства («остаточный принцип обеспечения оборонной сферы», «масло вместо пушек»). Разумеется, между этими крайностями существует так называемая золотая середина. В Российской Федерации, например, «развитие и военное планирование отныне ведется исходя из геополитических потребностей РФ и принципа оборонной достаточности, а не от фактически наличествующего потенциала». Смена названных принципов военного строительства, переход от одного к другому определяется не зрелостью вооруженных сил, не собственными соображениями военного командования, а политической позицией и решениями государственной власти.

Подчиненность военного управления политическому в наиболее открытой и гипертрофированной форме проявляется в периоды социальных потрясений и политических трансформаций, когда вводится прямой контроль над военными руководителями со стороны власти. Этот контроль может осуществляться комиссарами, как это было в период гражданской войны во Франции и России, политорганами, действовавшими в советской армии, другими институтами. В стабильном, консолидированном и демократическом обществе нет надобности в таком контроле. Однако и в нем армия не может быть и не является самодовлеющим образованием. Разработанный ОБСЕ Кодекс поведения, касающийся военно-политических аспектов безопасности, устанавливает, что каждое государство-участник будет постоянно обеспечивать и поддерживать эффективное руководство и контроль над своими военными и военизированными силами и силами безопасности со стороны конституционно учрежденных органов власти, обладающих демократической легитимностью, четко определять функции и задачи таких сил и создавать рычаги, позволяющие обеспечить выполнение такими органами возложенных на них конституционных и правовых обязанностей, а также не будет допускать существования сил, неподотчетных их конституционно учрежденным органам власти или не контролируемых ими, и не будут поддерживать такие силы. В нем демократический политический контроль над военными и военизированными силами, силами внутренней безопасности, а также разведывательными службами и полицией рассматривается как незаменимый элемент стабильности и безопасности.

Однако гражданский контроль не может рассматриваться как своего рода противовес военному управлению, тем более не может быть альтернативой ему. Между тем, в нашей стране попытки подобной абсолютизации имеют место. Так, в Государственной Думе прошлого созыва обсуждался законопроект «О гражданском контроле и управлении военной организацией и деятельностью». В его названии совершенно неправомерно соединены контроль и управление. Ведь такая формулировка, по существу, выводит военных профессионалов за рамки разработки, принятия и реализации военных и военно-политических решений. Вполне естественно, что так понимаемый гражданский контроль, мягко говоря, не встречает поддержки у тех, кто осознает смысл единоначалия, значение государственной тайны, особенности армейской оперативно-распорядительной деятельности и т.д. Совершенно верно в докладе Министерства обороны подчеркивается, что эффективность гражданского контроля над военной сферой зависит от наличия у субъектов контроля основательных военных знаний, без которых даже благонамеренное творчество в данном деле будет подвержено поверхностным или искаженным представлениям и суждениям о состоянии дел в армии, может принять уродливые формы либо попадет под влияние пацифистских мифов о «первородной греховности» всех военных вообще.

Во-вторых, как специфический вид деятельности, военное управление предполагает, включает в себя реалистическую оценку геополитической и геостратегической обстановки в мире и возможные тенденции ее развития, осмысление связанного с этим места вооруженных сил в жизни общества, внутренней и внешней политике государства. Оно развертывается с ориентацией на внешний мир: исходя из существующих мирных условий, учитывает и все возможные, то есть теоретически допустимые варианты возникновения войн и вооруженных конфликтов и соответствующие требования к армии. Давно сказано: неразумно или даже преступно поведение той армии, которая не стремится овладеть всеми средствами, всеми способами борьбы, которые есть или могут быть у неприятеля. Эффективным является военное управление, которое учитывает тенденции развития военного дела в мире, адекватно реагирует на военные усилия других государств и гарантирует военную безопасность страны. Вместе с тем в условиях, когда ограниченные возможности государства не позволяют достичь необходимого уровня его обороноспособности, приходится искать нестандартные решения, способные обеспечить военную безопасность страны, будь то создание ядерного потенциала сдерживания, организация коллективной самообороны или упование на мир как награду за свертывание каких бы то ни было собственных военных усилий. Но и то, и другое, и третье относятся к сфере политики.

В-третьих, военное строительство составляет хотя и относительно самостоятельную, но неотъемлемую часть оборонных усилий государства и, как таковое, не может быть самодовлею-щим процессом. Оно ведется на основе и с учетом демографических, экономических, научно-технических и других возможностей страны. Создание и поддержание военной мощи включает все стороны всех областей государственного строительства. В силу этого, с одной стороны, на его содержание решающее влияние оказывают характер установленного в стране политического режима, история и культура народа, уровень институционального и социально-экономического развития общества и др. Названные факторы у каждого государства имеют специфические содержание и формы, что определяет многообразие подходов к проблемам безопасности. С другой стороны, в решении оборонных задач государства, а, следовательно, и в военном управлении участвуют различные органы государственной власти и местного самоуправления. В Российской Федерации их функции и полномочия в этой сфере определены в законах «Об обороне», «О воен-ном положении», Концепции национальной безопасности и других документах. Что же касается непосредственно военных руководителей, то они назначаются на должность политической властью и должны быть лояльны по отношению к ней. Речь здесь идет не о личной преданности, а о лояльности режиму. В США формально конгресс одобряет каждое назначение и производство офицеров. В нашей стране, согласно Конституции, Президент назначает и освобождает высшее командование Вооруженных Сил Российской Федерации.

В-четвертых, военное управление ведется на строго легитимной и законной основе, оно строится в соответствии и посредством права, в котором есть специальная отрасль – военное право. Военная практика не может иметь дискреционный характер. Государства, подписавшие упомянутый выше Кодекс поведения, касающийся военно-политических аспектов безопасности, обязались обеспечивать выполнение руководящим составом вооруженных сил национального законодательства и международного права, а также осведомленность о возможном привлечении в соответствии с этими правовыми нормами к индивидуальной ответственности за противозаконное осуществление таких полномочий. Приказы, противоречащие национальному законодательству и международному праву, не должны отдаваться. При этом ответственность вышестоящих лиц ни в коей мере не освобождает подчиненных от их собственной индивидуальной ответственности. В то же время политическое и военное руководство должно обеспечить общественное согласие по предпринимаемым в военной области мерам. Такое согласие достигается обоснованностью самих мер, а также разъяснительной работой об их необходимости и содержании.

В-пятых, управленческая деятельность носит публичный характер. Вооруженные Силы - это, прежде всего люди и управление ими осуществляется людьми, имеет своим объектом массу военнослужащих. Военный организм не обезличивает военнослужащих. Каждый из них в своей деятельности руководствуется определенными личными интересами, направляется сознанием и чувствами, придерживается нравственных норм, так или иначе сообразуется с правовыми требованиями. Все это неизбежно накладывает отпечаток на мотивацию поведения и само поведение людей, их отношение к воинскому долгу и тем самым на облик, возможности вооруженных сил.

Именно поэтому неотъемлемой и важной частью военного строительства и управления им является информационное и идеологическое обеспечение. «Основные положения военной доктрины Российской Федерации» подчеркивают необходимость осуществления комплекса государственных мер по повышению престижа военной службы; создания и совершенствования системы военно-патриотического воспитания и допризывной подготовки; формирования морально-психологической готовности граждан к защите Отечества; создания и совершенствования системы воспитания военнослужащих Вооруженных Сил и других войск. Эффективность военного строительства во многом определяется ценностными ориентациями и установками людей, становящихся в военный строй. «Первая потребность армии,- писал более ста лет тому назад русский генерал Р.А. Фадеев,- высокое мнение военных о своем звании, находящее сочувственный отзыв в обществе. Если общество вполне сознает себя как нацию, то (в продол-жающемся еще покуда положении света) оно должно высоко ценить свою армию, в которой осуществляется национальное могущество; ценить же армию - значит ценить людей, ее составляющих». Вот почему в число важных задач военно-управленческой деятельности входит обеспечение разработки и внесения в общественное сознание страны положительной идеи армии.

Военная теория и практика не являются самодовлеющими величинами. В их содержании, характере, формах определенным образом преломляются характер эпохи, уровень развития военного дела, социокультурные факторы, исторические традиции и национальные особенности народов, политические цели государств и т.д. Соответственно этому военное управление не являются раз и навсегда данной величиной.

Оно может базироваться на разных мировоззренческих основах (например, светских или религиозных), философских направлениях и школах (материалистических или идеалистических, бихевиористских или экзистенциалистских), военно-политических установках и приоритетах (здесь крайностями выступают милитаризм (комплекс экономических политических, идеологических средств, направленных на подготовку к войне) и пацифизм (безоговорочное осуждение всякой войны, отказ от войны), а так же агрессивных, милитаристских, завоевательных, оборонительных, гегемонистских, экспансионистских, пацифистских и других предпосылках и т.д.

Однако в любом случае речь идет о сумме отнюдь не произвольных, но составляющих органическую целостность правил, обязательное следование которым расширяет возможности в предвидении, осмыслении и разрешении постоянно возникающих проблем в военном строительстве.